Гурко. Под стягом Российской империи - страница 17
— Учтите, объявлен набор еще семи дивизий, — сказал Александр.
— Мы это предусмотрели, ваше величество. Ко всему, вступив на территорию Болгарии, мы рассчитываем на помощь населения.
— Ваша диспозиция ведения войны сегодня несколько не соответствует плану Генерального штаба, — заметил Милютин. — Не приведет ли это к дроблению ударных сил?
Великий князь повернулся к военному министру, ответил самоуверенно:
— От Черного моря до Систово у турок крепкая оборонительная линия. Все правобережье в войсках. Как известно в Генеральном штабе, в районе рущукских крепостей, по нашим данным, Абдул-Керим-паша держит стопятидесятитысячную армию. В противовес ей создана нами группа войск цесаревича Александра.
Милютин промолчал. Царь спросил:
— Где предполагаете начать переправу?
И снова ответил главнокомандующий:
— Это, ваше величество, до поры мы намерены сохранить в тайне, дабы не стало известно неприятелю. До начальников колонн и дивизии приказ будет доведен накануне переправы.
Император нахмурился:
— Мое пребывание на военном театре и пребывание военного министра не умаляет ваших обязанностей как главнокомандующего.
— Ваше величество, это не недоверие вам, — поспешил смягчить обстановку Непокойчицкий. — Место переправы уточняется с учетом сведений, поступающих от полковника Артамонова.
— Разведку полковника Артамонова снабжают информацией болгарские патриоты, — добавил великий князь.
Полковник Артамонов встал, ожидая вопросов, но император будто не заметил его.
— Ну, хорошо, — примиряюще проговорил он, — участие болгар в данной войне, я думаю, заставит других государей согласиться с нами на признание прав за этим многострадальным народом. Долг России подать руку помощи братьям нашим на Балканах и угнетенным армянам на Кавказе…
Затрубили фанфары, возвестив начало смотра. Милютин встрепенулся, оторвался от воспоминаний. Подъехал генерал Кнорин, с кудрявой шелковистой бородой на пробор, поздоровался.
Милютин подозвал Гурко:
— Иосиф Владимирович, на совещании вы кое-кому на мозоль наступили.
Гурко усмехнулся:
— Ваше превосходительство, мы еще боевых действий не начали, а солдат уже обворовывают.
— Печально.
— Прескверно. Хотя о казнокрадстве российском сколько уж говорят.
— Ваша правда, генерал. Но как искоренить зло сие? История твердит, Петр Великий и палкой бил, и в ссылку отправлял, а они все воруют.
— Не допускать к казне государственной. А коли довелось, то помнить об отечестве должен.
Военный министр не успел ничего ответить, как главнокомандующий, великий князь Николай Николаевич, высясь в седле как глыба, подал знак. По полю разнеслась команда, ударили барабаны, полки тронулись. На рысях, салютуя саблями, пронеслись драгуны, кирасиры. Играл оркестр. Блеск золота погон, краски мундиров. Развевались расчехленные знамена.
Вот седоусый генерал-лейтенант Ганецкий, перед кем Гази-Осман-паша снимет саблю, повел своих гренадеров. Рослые, крепкие солдаты — один к одному. Им, не уступая, промаршировали, отбивая шаг, орловцы и брянцы, павловцы и суздальцы.
В полку угличан невзрачный с виду барабанщик сбился с ноги, что не осталось не замеченным Александром. Он проворчал недовольно, по-французски:
— Неуклюжий солдат.
И было невдомек коронованному владыке, что этому неказистому барабанщику история Российской империи уже отвела свое достойное место, равное суворовским чудо-богатырям. То случится, когда батальон, штурмуя шипкинский редут, заляжет под градом пуль и шрапнели, и сам генерал Скобелев[14] будет готов отвести солдат, считая атаку сорвавшейся, вдруг поднимется барабанщик и скажет лежавшему неподалеку командиру полка полковнику Панютину, как обычно, буднично скажет:
— Ваш благородь, чего на него, турку, глядеть, пойдем на редут, как того присяга требует.
И призывная, раскатистая барабанная дробь всколыхнула солдат. Встанет полковник, примет у знаменосца полковое знамя. Ударят угличане в штыки, опрокинут, погонят врага.
За тот бой генерал Скобелев вручит барабанщику Георгиевский крест, а полковник Панютин скажет, обнимая:
— Спасибо, солдат Иван Кудря, от позора и бесчестия спас…