Гурко. Под стягом Российской империи - страница 33

Ворвавшись в Систово с драгомировской дивизией, поручик Узунов так и не успел как следует рассмотреть этот городок. Потому, едва ополченцы переправились через Дунай, Стоян приступил к знакомству с городом. Посмотрел развалины стен лагеря римских легионеров. Подивился множеству магазинчиков и торговых палаток. Городок-то не так велик. Походил по базарам. У каждого свое назначение: на одном лошадей продают, на другом — птицу или иную живность, а вот на третьем — вино бочками.

Болгары то и дело затрагивали Стояна, приглашали в гости. Систовцы всю теплоту своего сердца отдавали своим, болгарским войникам. Они зазывали дружинников в свои дома, пели вместе с ними родные песни, играла их музыка. Но была тишина в кварталах, где жили турки да те болгары, какие служили Порте или хотели походить на османов.

Стоян бродил зелеными улицами, вдоль плетней и заборов из булыжников, любовался каменными домами под красной черепицей. Дома попадались о двух, а то и трех ярусах, с балкончиками, за каменными оградами, увитыми виноградом. Долго стоял на центральной плошали, пораженный великолепием белого храма. Удивлялся, что турки его не разрушили. Ведь фирман[22] султана запрещал строить высокие церкви.

У причалов на Дунае тесно от складов и пакгаузов австрийского пароходного агентства. От порта мощеная улица, усаженная тополями и чинарами, потянулась вверх, в гору.

В центральной части города — училища, торговое и рисовальное… Улица вывела Стояна в старый район, где кривые переулки, тупики, глинобитные из сырцового кирпича дома, вторые ярусы нависали над пешеходными тропинками. В нижних же размещались торговые лавки или мастерские ремесленников.

Часто во дворах стояли телеги или турецкие арбы. В глубине одной усадьбы Стоян увидел пасечника, он возился у ульев. Заметив офицера, заторопился к калитке, мешая русские слова с болгарскими, пригласил;

— Сердечно прошу на гостуване.

Старый, усатый пасечник, в куртке из домотканого сукна и барашковой шапке, усадил гостя под разлапистым орехом, поставил на стол глиняную миску, до краев наполненную душистым медом, нарезал пшеничного хлеба и, налив в стаканы виноградного вина, произнес:

— За солдат, московцев, за войников болгарцев!..

Лишь под вечер Стояна с трудом разыскал Райчо Николов.

— Моя сестра, поручик, заждалась нас…

В доме, на каменных сваях, было полутемно и пахло топленым молоком и брынзой. Поручик осмотрелся. Он впервые в доме болгар. Кухня, навесные полки, уставленные начищенной до блеска медной посудой, в шкафу глиняные миски и тарелки, расписные чашки. Деревянный пол, устланный лоскутной дерюгой. В просторной горнице под ногами домотканый коврик, старый комод, на нем вязаная накидка. Напротив, у стены деревянный топчан, покрытый сотканным из шерсти одеялом, а на нем гора подушек. У топчана вычищенная шкура овцы. Мех высокий, пушистый. Посреди горницы празднично уставленный низкий столик.

Старшая сестра Николова, тетушка Параскева, как называл ее Райчо, одетая в платье из грубой шерсти, встретила их приветливо и, усадив на плетеные из виноградной лозы скамейки, долго всматривалась в лицо младшего брата. Потом поправила черный платочек на седой голове, сказала:

— Ты запомнился мне мальчиком, Райчо, а сейчас ты мужчина, и я вижу твои морщины. Ты жив, мой дорогой брат, а сколько раз я оплакивала тебя. Печально, не довелось увидеть тебя в этой одежде нашему Антиму.

— Муж тетушки Параскевы, — шепнул капитан. — Его в апрельские дни убили башибузуки.

В горницу, внеся дымящееся блюдо с мясом, вошла молодая, стройная болгарка, смуглолицая, с черной косой до пояса и в сарафане поверх вышитой рубашки. Улыбнулась добро.

— Обратите внимание, поручик, мою племянницу я увидел только теперь, когда вернулся в Болгарию. Прежде я не знал о ее рождении. У нее редкое имя — Светозара. В молодости муж тетушки привез это имя из Сербии… обратите внимание, поручик Стоян, какая красавица.

От такой похвалы девушка зарделась, потупив глаза, присела. Но вот она подняла очи и на Стояна, при свете свечи глянули большие, темные глаза, под тонкими, черными бровями. А еще были у нее длинные ресницы. Таких глаз и таких ресниц Стоян, кажется, не видел ни у кого. Поручик смотрел на девушку зачарованно. Тетушка Параскева то заметила, перекрестилась, промолвила: