Гвади Бигва - страница 6

стр.

Почувствовав, что слова его произвели впечатление и Мариам несколько смягчилась, Гвади попытался до конца завоевать ее сердце. На лице его появилось выражение крайней озабоченности: он засуетился, завертелся волчком, словно в поисках чего-то, кинулся к плетню, пошарил руками, отломал довольно длинную палочку и снова очутился возле Мариам. С умильной ужимкой протянул ей палочку.

— А ну-ка, позови, чириме, твою Цацунию. Без отца ведь она тоже сирота. Уважь меня хоть разок, Мариам… Дай сердце потешить. Ты ведь вроде как мать моим птенчикам. И вымоешь и причешешь благодатной своей рукой, а тебе от меня никакой радости. Добро бы мы с тобой в родстве были, а то даже не родные… Поистине, я в долгу перед дочуркой твоей. Куплю ей чувяки — за сирот моих, все не так совестно будет. Ведь она — не кто другой, как она, — вырастила этого хвостатого разбойника… Так вот, чириме, ты уж меня не задерживай, позови, снимем мерку.

Слова Гвади были исполнены такой искренности, такого пламенного чувства, что раздражение Мариам иссякло без остатка. Даже слезы навернулись на глаза. Каким же надо обладать жестокосердием, чтобы не растрогаться и не пожалеть Гвади! Сколько благородства и благодарности таится в сердце этого хворого, почти убогого человека! Отец пяти сирот, сам голый и босой, а думает о том, что подарить, чем порадовать дочку Мариам!

И Мариам выслушала все это так, словно Гвади уже выполнил свое намерение и ей остается только поблагодарить его. Нет, Цацунии не нужны чувяки: у Мариам трудодней втрое больше, чем у Гвади. Цацуния у нее одна-единственная, не то что у Гвади, ему-то ведь пять ртов кормить приходится.

Она еще раз побранила Гвади, но в голосе ее на этот раз послышалась ласка. Пора ему о себе подумать, нельзя же так в самом деле… Ходит грязный, оборванный, врагам на радость, колхоз позорит. Товарищи хотят, чтобы он обстроился, готовы помочь ему. Есть в колхозе работники почище Гвади, им отказано в строительных материалах, а он в сторону нос воротит, от обязанностей отлынивает, сам себе яму роет…

— Погляди, до чего ты оброс, Гвади. Откуда только не лезут эти проклятые волосы: из ушей, из ноздрей… Остригись хоть разок, на человека походить будешь. Неужто так трудно к цирюльнику зайти? А то ко мне на досуге заверни, сама подровняю, не бог весть какой труд…

Голос у Мариам такой сочный, полнозвучный, мягкий, ласковый… Казалось, сама благодатная мать-земля говорит ее устами, дышит ее грудью.

Гвади никак не ждал, что эта утренняя встреча с Мариам увенчается столь благополучным концом. Он молча возблагодарил свою судьбу.

Глубоко, всей грудью вздохнул воздух и едва заметно потянулся к Мариам.

Постоял, посмотрел на нее.

«Знаю, сам знаю, до чего дошел», — говорили его глаза. Каждая черточка напряженного лица, казалось, уверяла Мариам, что ее совет не пропадет даром, что он готов геройски сразиться с нуждою и несчастием. Он поднял руку, точно для торжественной клятвы. С протяжным стоном выдохнул наконец воздух и воскликнул невыразимо взволнованным голосом:

— Пожалей меня, Мариам! Пожалей! Больше ничего тебе не скажу!

Слова его были полны горечи, — видимо, они вырвались из самой глубины сердца. Поднятая рука сжалась в кулак, он с такой силой ударил себя в грудь, что внутри что-то зазвенело.

— О горе, в какое время похитила смерть мою Агатию! — сказал он, оторвал свой взгляд от Мариам, повернулся и неровной походкой зашагал по направлению к шоссе. Мариам, скрывая волнение, следила за удалявшимся соседом. Вот незадачливый! По глазам было видно, какая жалость охватила заботливое женское сердце. Она не удержалась и крикнула вслед:

— Гвади! Возьми козла на веревку! Этак и ты не устанешь и ему легче, чем трястись в хурджине.

Гвади успел завернуть за угол. Последние слова Мариам настигли его на шоссе. Он обернулся, но густая листва деревьев уже скрыла Мариам.

Радость охватила Гвади: он один, наконец-то один! Упало бремя с души, и груз за спиною стал как будто легче.

И вдруг сбежало с его лица жалкое выражение. С независимо гордым видом огляделся он по сторонам. Жестко и насмешливо возразил на посланный ему вдогонку совет, но так, чтоб Мариам не услышала: