Хабаров. Амурский землепроходец - страница 17

   — Разбогатели Хабаровы, что ли?

   — Да нет же. При прежнем достатке остались. Не равняться нам с тобой, человеком именитым.

   — Знамо тебе, что дорога в дальние края, промысел, да ещё содержание целой промысловой ватаги немалых расходов потребует?

   — Знамо, батюшка. У доброго человека подзайму деньжонок, дам ему кабальную запись. Напромышляю пушного зверя, должок верну. Был бы ты нашим благодетелем?

   — А знаешь ли ты, что деньжонки под кабальную запись за одни только твои красивые глаза никто тебе не даст. Получаешь от меня взаймы, скажем, сотню целковых, через год возвращаешь мне полторы сотни, а через два года, коли завершится твоя промысловая жизнь, ты должен мне возвратить уже две сотни рубликов. Ну как?

   — Не знаю, что и сказать тебе...

   — Учти, что я со своими должниками обращаюсь ещё по-божески. Батюшку твоего не первый год знаю, и он меня знает, а другие...

Югов не договорил. Ерофей понял, что хотел сказать промышленник. Другие богатеи, тот же Худяков, превосходили Власа по жадности и корыстолюбию. И Хабаров ответил, не найдя другого ответа:

   — Готов тебе поклониться, добрый человек.

   — Положим, я не для каждого добрый, но по старой дружбе с твоим батюшкой Павлом готов тебя выручить. В какой сумме нуждаешься?

   — Мне бы сто или сто двадцать рубликов.

   — Чтоб дело было верное, поведём речь о ста двадцати.

   — Согласен.

   — Добро. Пиши кабальную запись. Моё условие таково. Берёшь у меня взаймы сто двадцать рубликов серебром. Через год, то бишь в мае месяце 1628 года, возвращаешь мне сто восемьдесят.

На том и порешили. Поздно вечером Ерофей Павлович с братом вышли во двор своей усадьбы, для разминки решили наколоть дров для очага и за дощатой оградой услышали шорох. Кто-то подтянулся, ухватившись руками за верхний край ограды, заглянул во двор. Изношенная шапка показалась Ерофею знакомой, а когда долговязый человек легко перемахнул через ограду, в нём он легко узнал Кузьку, ушкуйника с большой дороги. Две рыжие лайки, почуяв чужака, выскочили откуда-то из-за дома и с пронзительным лаем бросились к пришельцу. Кузьма не растерялся: неожиданно встал на четвереньки и, искусно имитируя собачий лай, стал наступать на лаек. Собаки опешили от такой неожиданности и умолкли, а потом, поджав хвосты, ретировались.

   — А ты, Кузьма, оказывается, усмирять собачек искусник, — сказал не без восхищения Ерофей.

   — Такое усмирение — не велика мудрость. К твоему сведению, я уже не Кузьма. По-иному теперь прозываюсь.

   — Как же, коли это не секрет?

   — Какой тут секрет, коли на сей счёт бумагой располагаю.

Ушкуйник вынул из-за пазухи холщовый пакет, извлёк из него бумагу и протянул Хабарову.

   — Читай, ежели грамотный.

   — «Максим сын Карпов Черножуков, уроженец Андожской волости», — прочитал Ерофей и спросил незваного гостя: — А где эта Андожская волость?

   — А чёрт её знает.

   — Выходит, липовая сия бумажка. А ты и в самом деле Максим Карпович Черножуков?

   — А какое это может иметь для тебя значение? Коль по бумаге я Максимка, так и называй меня.

   — Без страха ко мне явился, Максим? В городе полно стражников.

   — А чего мне тебя бояться? Не волк же ты зубастый, не скушаешь. Мог однажды меня в руки приставов отдать, не отдал, однако. Видать, пожалел бедолагу. И на том спасибо.

   — Отдал бы приставам, болтаться бы тебе в петле. Не пойму, зачем теперь пожаловал ко мне.

   — Объясню. Несладким житьё стало у нашей шайки: то с приставами, то и со стрельцами схватились. Двое моих ватажников пришибли на месте, ещё двоих схватили и посадили в темницу. Наверное, ждёт сердешных виселица. Остальные разбежались кто куда. Скорее всего, ушли в дальние леса, в зырянские земли. А я вот стал Максимом Черножуковым.

   — Как же тебе это удалось?

   — Удалось, как видишь. Нашлась своя рука...

Максим что-то не договаривал, не захотел раскрывать секрет и называть имя пособника. Ерофей был почти уверен, что это кто-нибудь из подьячих воеводской канцелярии. Народ сей, как было известно Хабарову, отличался великим корыстолюбием и мздоимством.

   — Вот видишь, Ерофей, своя рука указала мне дорогу в твой дом. Я даже знаю, что ты сколачиваешь ватагу и собираешься за Каменный пояс.