Хабаров. Амурский землепроходец - страница 23
Потом Ерофей Павлович спросил у брата:
— Что скажешь, братец? Как думаешь, почто пошло в Мангазее такое почитание Василия?
— Великомученик он. Таких почитают.
— Э, нет Никифор. Полагаю не в этом причина. Купчина, которому служил Василий, деспот был великий, самодур и злыдень. Таких и у нас в Устюге можно встретить. Бедный люд таких ненавидит всей душой, а Василий Мангазейский, как бы это объяснить... Вера в святость его жертвы, почитание как великомученика — в этом выразилась ненависть к таким, как сей купчина и сочувствие в его жертве. Понятно я говорю?
— Отчего же не понять, братец? А что стало с хозяином Василия? — спросил он у псаломщика.
— Рассказывают, что вся Мангазея ополчилась против изверга. Не решался показаться на улицу. Вдогонку ему неслись улюлюканье, крики — «Убивец, палач!» Почёл за лучшее сей купчишка, убраться из города. Перебрался в какие-то дальние земли.
Ерофей с Никифором бродили по лавкам гостиного двора, протянувшегося вдоль берега. В лавках, где можно было приобрести продовольствие и всевозможные товары, кухонную утварь, ткани, разный инструмент, лыжи, орудия охоты, и даже оленьи и собачьи упряжки, толпились и местные жители, и промысловики, и наезжавшие из тундры инородцы. В лавках шла бойкая торговля и обмен. Промысловики расплачивались пушниной. Лавочники предпочитали шкурки соболя, которые имели хождение наряду с денежными знаками.
В первый же день приезда в Мангазею Ерофея Павловича предупредили о необходимости отметиться у воеводских подьячих. Один из подьячих, вооружившись гусиным пером и макая его в чернильницу, старательно выводил на листе пергамента: «Хабаров Ерофей Павлович прибыл в Мангазею для промысла пушного зверя. Прибыл сей Хабаров Ерофей с ватагой промысловиков из града Великого Устюга». Потом последовали записи в книгу имён младшего Хабарова, Никифора и каждого из пяти членов ватаги.
— С вас, братцы Хабаровы, причитается годовой промысловый оброк по пятидесяти копеек, — произнёс подьячий и ткнул пальцем в книгу. — Вот здесь извольте поставить подпись. В грамоте-то разумеете?
— Разумеем, — ответил за себя и за Никифора Ерофей Павлович.
Ватажников оброком не облагали. Зато Хабаровым пришлось уплатить оброчную сумму за товары, которые они привезли с собой из Устюга и Тобольска в надежде сбыть в обмен на пушнину. Таможенный чиновник дотошно обследовал запас этих товаров и деловито произнёс:
— С вас взимается десятая доля стоимости всех ваших товаров, предназначенных для продажи в Мангазейской земле. Таков таможенный взнос в пользу казны. После его уплаты можете поступать с вашим товаром, как вам будет угодно, хотите — продавайте, хотите — меняйте на пушнину.
Ерофей Павлович и его спутники решили не засиживаться долго в Мангазее и, как только установится зимняя погода, податься в тундру на промысел. Готовясь к нему, братья приобрели на всю ватагу широкие, подбитые оленьим мехом лыжи. На таких можно легко передвигаться по снежному бездорожью. Ещё обзавелись нартами и к ним раздобыли полдюжины ездовых собак, сибирских лаек с длинной рыжей шерстью. Фаддей уже умел обращаться с такими собаками и вызвался быть за каюра.
Зима наступила внезапно. После обильного снегопада земля покрылась толстым снежным одеялом. Реки сковал прочный лёд. Ерофей Павлович собрал ватажку и вопросил:
— Куда направим путь наш, други мои?
— Ты глава. Тебе и решать, — сказал степенно Донат.
— Разреши, Ерофей, слово молвить, — раздался голос Фаддея.
— Говори, Фаддеюшка.
— Многие промысловики устремляются вверх по Тазу. Я сам смог убедиться, что места сии пушным зверем оскудели. Повыбили там его.
— И что ж ты предлагаешь?
— В сторону восхода солнца протекает великая река Енисей. Там запасы пушнины ещё мало тронуты.
— У нас с братом нет пока никакого опыта в промысле пушного зверя. Иной раз, бывало, подстрелишь на Сухоне зайца или лису, но разве это опыт? Лучше бы начать с ближних мест, — возразил Фаддею Никифор.
— Но Таз исхожен промысловиками, — отстаивал тот своё мнение.
— На этой реке свет клином не сошёлся. Как я узнал, можно промышлять и на реке Нур.