Хач - страница 2

Катя(настороженно). Кто бьет?

Себастьян. Меня поймали сегодня в дырке…

Катя. В арке?

Себастьян. В арке. Сказали, что я – Шурка.

Катя. Чурка?

Себастьян. Да, что я – чурка и улыбались. Я тоже улыбнул их. У нас всегда, когда улыбают, в ответ тоже улыбают. А они стали бить. (Приподнимает футболку).

Катя(видит многочисленные ссадины). Мужик, ну как же так…

Себастьян. Так. Так. Каждую неделю так и вот так. (Машет руками, изображая удары).

Катя. Давай я буду тебя встречать с работы, они не подойдут, если мы будем вместе.

Себастьян. Потому что у тебя коса блонд?

Катя. Ну и поэтому тоже.

Себастьян. Я – мужик?

Катя. Ты – мужик. Ты самый лучший мужик. Ты мой любимый мужик.

Себастьян. Мужик должен встречать, чтобы не били.

Катя. Но меня никто не бьет.

Себастьян. Я не могу больше. Мне надоело, я всегда здесь слабый. Ты даже в автобус говоришь за меня: ос-та-но-вите здес, пожалу-уста… Потому что не хочешь, чтоб слышали, я говорю плохо. Я всегда буду плохо! За меня всегда стыд!

Катя. Ну, мужик, миленький, а куда ты хочешь? К тебе – нельзя. А в любой другой стране мы оба будем слабыми.

Себастьян. Мы поедем в Австралию.

Катя. А почему не на остров Пасхи? Это ж край света!

Себастьян. Когда нет дома, надо бежать на край. На нем стоят все бездомные.

Первый – второе лицо единственного числа.

Второй – участник экстремистской группы, молодой парень.

Первый. Как вы их называете?

Второй. Мы никогда не говорим «чурки», «ары», «хачи». Только просто «черные». Как будто мы в гангстерской саге. Мы чистим улицы. И нужно делать это как можно быстрее.

Первый. Зачем быстрее?

Второй. Они сжирают нас, как в Штатах сожрали Детройт. Или как в Бельгии не поставили в прошлом году рождественскую елку, потому что большинство в городе мусульмане и это оскорбляет их религиозные чувства. У моей сестры в классе четверо белых, остальные черные. Ей пятнадцать, на уроках учатся читать. Я спрашиваю: а кем у них родители работают? На рынке? Сестра говорит: они не работают. Вот скажи мне, откуда деньги, чтобы тащить сюда всю семью? Мы оба понимаем, что лучше всего на их родине колосится конопля. Мы с ребятами сначала занимались в клубе ролевых игр по славянской мифологии. Я хотел чувствовать себя русским. А потом мы поняли, что нет смысла в кольчугах из консервных банок бить друг друга по воскресеньям в лесу, когда в городе такое. И мы вышли в город.

Первый. Ты думаешь, вы сможете прогнать их из города?

Второй. Я на дебила похож? Или на Гитлера, по-твоему? Гитлером только тупые малолетки прикрываются для красоты, для картинки, а не для дела. Просто они должны бояться. Они на чужой земле!

Первый. А если бы ты был вынужден поехать в другую страну и там уже тебя бы клали лицом на землю?

Второй. А я и не еду. Это честно. Вавилонской башни не построить никогда.

Первый. Зачем вы сначала им улыбались?

Второй. Мы проверяли, русский ли он. Есть много обрусевших черных. Они живут здесь давно, по-нашему. И мы против них ничего не имеем. Внешне не определить. У меня у самого волосы черные, потому что мама – украинка. Наших с детства учат не улыбаться чужим на улице и в глаза, по возможности, не пялиться. Чужой этого не знает.

Первый. Парень, которого вы били, из Колумбии. Он женат на русской.

Второй. И что? Мы смотрели за ним. Он плохо говорит. Много честно ему не заработать, мало – черный не захочет. Рано или поздно он бы сорвался.

Полдень. Мансур и Тамаз обкладывают цветной плиткой крыльцо.

Рядом на асфальте листок в клетку с чертежом рисунка придавлен кирпичом, чтобы не унесло ветром.

Тамаз. Э, Мансур! Куда белый плитка кладешь? Не видишь, рисунок есть! Синий клади.

Мансур(вынимает из-под кирпича листок, смотрит). У тебя тут все синий. Зачем так?

Тамаз. Один синий ручка был, синий и нарисовал. Там написано: «как флаг». Цвета как русский флаг. Ты читать умеешь?

Мансур(обиженно). Умею! Я дома лучше всех читал!

Тамаз. Так и клади, как флаг.

Мансур. Я не помню, как флаг.

Тамаз. Белый плитка, синий плитка, красный плитка.

Мансур. Тамаз… некрасиво синий и красный. Надо синий, белый, красный.

Тамаз.