Халулаец - страница 5

Тут слышу — Саврас как сумасшедший заорал. А потом все прямо заорали: Топа, Шиба, Кока, Киса, Дрюпа. Им, наверное, очень страшно было, потому что они сначала заорали, а потом всей оравой на мужика набросились. Нетипичное такое поведение для детей. Это я сейчас понимаю, а тогда мне просто хотелось, чтобы меня пинать перестали. А мужик от такого наскока обалдел. Ну, то есть он растерялся и в машину шмыгнул, а мы велики похватали и уехали подальше, чтобы он нас больше не бил и чтобы дух перевести. А потом мы погнали на кладбище кораблей, и прямо такой у нас счастливый день получился, что я его до сих пор помню.

Про этот случай с мужиком мы никому не рассказали. Ни родителям, ни в школе, ни вообще никому. Это наша тайная победа была, и мы ей потом очень гордились. Жаль, что у нас только одно такое лето было, но ведь и одно такое — это уже кое-что.

Девятилетки Коля, Вадик, Боря и Миша больше всего любили дразнить Валеру Карпа. Почему Валеру звали Карпом, никто из них не знал. Валера был пятидесятилетним дворником-алкоголиком в толстенных очках, перемотанных изолентой, и с речевым тиком, заставлявшим его после каждой фразы прибавлять: это самое. Несмотря на свой возраст, Валера жил с мамой, крепкой еще семидесятилетней старухой, которую он иногда поколачивал, — а иногда она поколачивала его. Начиная с октября Валера одевался в телогрейку и валенки с галошами и мог проходить в таком виде до мая. Летом Валера гулял в трико с лампасами, штиблетах на толстой подошве и выцветшей футболке с надписью «Спортлото-82».

Конечно, Коля, Вадик, Боря и Миша не сразу стали дразнить Валеру. Они увидели, что его дразнят старшаки, и подхватили эту забаву. Им казалось, что они от этого становятся взрослее. То есть ребята не были злыми в чистом виде (за всю жизнь я только два раза сталкивался с кристаллическим злом), они были обычными губками, как та девочка, которую собаки в Архангельске воспитали. Вскоре друзья выяснили, что Валеру можно дразнить по-разному. Можно на велосах вокруг него ездить и повторять «это самое», можно из водных пистолетов брызгать, можно тачку с метелками опрокинуть, можно зимой снежками из-за угла пулять, можно петарды ему под ноги швырять, можно урну поджечь, а потом смотреть, как он смешно будет огонь тушить. Но лучше всего, и это Коле, Вадику, Боре и Мише старшаки показали, звонить Валере в дверь, чтобы с верхнего этажа слушать, как он матькается на весь подъезд. На улице Валера матькался не так разнообразно, как в подъезде, а ребята живо интересовались матом.

Вообще, Валера был чуть-чуть дурачком, потому что его в тридцать лет сильно избили. То есть он не только из-за водки таким сделался. Простой алкоголик не стал бы кричать девятилеткам: «Пидорасы, это самое! Я вас выебу, это самое!» А Валера кричал, из чего я делаю вывод, что он не понимал смысла некоторых слов. Коля, Вадик, Боря и Миша тоже всего смысла не понимали, зато фонетическую сторону копировали прекрасно. Они походили на дорогих попугаев ара, хотя на вид были обычными воробушками.

Коля, Вадик и Боря были воробушками пухлыми, почти зажиточными. Они жили в полных семьях если не в пасторальной любви, то уж точно в заботе. Их мамы были домохозяйками, а папы тянули лямку на заводе. Мише повезло меньше. Ни о какой пухлости, тем более зажиточности здесь речь не шла — его папа не вернулся из Афганистана. Мама, женщина тихая и усталая, работала почтальоном. Когда Миша подрос и стал спрашивать, где папа, она сказала: «Из-за речки не вернулся». Для нее это была естественная фраза, потому что на сленге воинов-интернационалистов «не вернуться из-за речки» означало «не вернуться из Афгана». Миша понял фразу буквально. Каждый раз, приходя на Каму, он подолгу вглядывался в противоположный берег, надеясь увидеть плывущего к нему папу. Но папа не плыл. Папа пропал без вести в окрестностях Джелалабада.

Естественно, Миша любил маму, принимал жизнь как данность, а если кого в чем и винил, то только дефолт. Тогда это слово не сходило с губ, и хоть Миша и не знал, кто такой этот Дефолт и как он перешел маме дорогу, но тоже его винил, за компанию. Например, когда Миша дразнил Валеру Карпа, он представлял, что Валера и есть Дефолт, и тогда дразнить дворника было особенно приятно. А еще у Миши была бабушка Тамара, которая жила в Краснодаре. Он был у нее один раз шестилеткой, и ему там очень понравилось, потому что у бабушки был сад с абрикосами. Миша хотел уехать к бабушке неочевидно и втайне от самого себя. Он был достаточно взрослым, чтобы стыдиться этого желания (у него же есть мама!), но недостаточно, чтобы его осуществить. При этом он все равно чувствовал себя перед мамой виноватым, из-за чего то отстранялся от нее, то ластился как щенок.