Хамка. Счастливая. - страница 9
Вполне может быть. А вслух сказала:
– Может я там другого жениха найду, покачественнее.
– Ага! Жди! Этот тебя так зацепил своим поведением, что пока ты его не заполучишь не успокоишься.
– Фу, грубиянка, – сморщила я нос.
– Скажи мне, кто твой друг…
И, кстати, о друзьях. Церемония знакомства с родителями Олега состоялась. И я, как друг и группа поддержки была там. Это отдельная история.
В выходной день мы с Наташей купили торт и конфеты, собрали и причесали себя, и замерли как суслики в поле в ожидании Олега. Он прикатил за нами на какой-то праворукой кочерыжке. Я уселась назад.
– Привет, – сказала Наташка, плюхаясь рядом с ним. Он пытался вытащить свое бренное тело на свет Божий и поиграть в джентльмена, открыв нам двери, да не успел. Мы сели сами.
– Почему праворукая? – спросила я, – Потому что нужна была машина-автомат?
– Потому что это тачка сестры, моя в ремонте, – ответил он.
– Ну, слава Богу, – выдохнула я, – где там мой блокнот, плюс балл в твою пользу.
– А чего так? – расхохотался он.
– Ну я просто думаю, какой мужик в здравом уме захочет праворукий маленький бабомобиль?
– Тот, у кого нет денег на нормальную тачку?
– Тот, кто не может ездить на механике. Если нет денег на нормальную тачку, то покупают «Ладу Гранту», – я подумала и добавила, – или «Десятку».
Мы приехали к старой пятиэтажке.
– Ощущаю себя героиней из фильма «Москва слезам не верит», – прокомментировала Наташка.
– А кто я, стесняюсь спросить? Муравьева?
– Скорее да, чем нет, – усмехнулся Олег.
Подъезд был обычный, обшарпанный с запахом пенсии и мочи. Понятно было, что семья обычная, не мажоры далеко. И это хорошо, я сразу расслабилась. Мы прошли в коридор хрущевки. Коридор громко сказано. Огрызок коридора. Благо не зима, в пуханах тут не развернуться, стояли б как бычки в томатном соусе. Обстановка была советская. Прям очень советская. Чуть дальше в комнате виднелся сервант.
Я и про слово то такое забыла. А тут сам шкаф собственной персоной. И, конечно, полный чехословацкого хрусталя. По блату видимо доставали. В зале, а я так понимаю это был именно он, висела трёхъярусная люстра с пластиковыми сосульками, знаете каждая палочка отдельно снимается и моется перед праздничными днями.
– Ептить, да тут можно устраивать вечеринки в стиле СССР, декорации готовы, – изумилась Наташка.
– А телик «Рекорд» есть?! – спросила я Олега шепотом, – И я сейчас не прикалываюсь, серьезно.
– Нет, – рассмеялся он, – но есть проигрыватель с виниловыми пластинками.
– Охренеть! – сказал я громко. И тут же услышала:
– Кхм! Здрассссьььти…
Пред нашим взором предстал мужичонка пропитого вида. Нос, как и полагается фиолетовая картошина. Глаза отекшие. Такой, знаете, шарпей на пенсии, у которого уже проблемы с почками. И пахнУло от него соответствующе.
А вот и житель советской коммуналки для антуража, подумала я про себя, но вслух бойко ответила:
– Добрый день!
– Опять бухой? – Олег свел брови вместе и толкнул слегка мужичка в сторону.
Нда… хотелось бы верить, что мама не приняла на грудь к нашему приходу, как отец. Я так понимаю, это был именно он.
– Ой, проходите, девочки, проходите! – из маленькой кухни выскочила небольшого росточка седая сухонькая женщина. Причем лет я думаю ей было не так много, явно младше моей мамы. Но видимо жизнь потрепала хорошо. Она была опрятная. Волосы собраны в аккуратную дульку. И по-видимому, на ней было лучшее платье. Синее в белый горох с воланами на рукавах.
– Добрый день! Это торт к чаю, протянула я пакет со сладостями.
– Ой, да не нужно было, я ведь блинов напекла.
На маленькой кухне также все напоминало о прошлом нашей страны. Обстановка была бедненькая, но чистота идеальная. И как-то мужичок алкашеского вида сюда не вписывался.
Я пребывала в легком трансе. Клянусь нужно привести сюда как-нибудь соседа дядь Сережу. Если он в нашем доме ощущал ностальгию, то здесь…нужно было билеты продавать для посещения этой квартиры.
В зале, как и положено был накрыт стол, раскладной, лакированный, под белой скатертью. По центру виднелось желтое пятно, видимо не отстирывающееся годами, но его прикрывала хрустальная салатница с сельдью под шубой.