Хан Узбек: Между империей и исламом - страница 15
. 65). «Для Абака привезли из Греции жену Деспину, дочь царя Ватаца, с условием, чтобы Абака сперва крестился и уже после того венчался бы с ней. Прошел слух, будто он действительно крестился и женился на ней, во славу Христа» (Вардан Аревелци, с. 25).
Так был крещен ильхан Абага или нет? Вопрос упирается не в степень достоверности источников, а в их интерпретацию. В частности, Д. А. Коробейников пишет: «даже если это известие верно, ильхан оставался, конечно, язычником (воспринимая крещение как своего рода магический обряд), толерантным по отношению к христианству. Подобные явления заслуживают особого внимания. Дело в том, что в сознании людей той эпохи внешняя политика и конфессиональный фактор составляли нерасторжимое единство»[35].
Политика и религия составляли нерасторжимое единство только для церковных иерархов и историков, монголы не ведали такого искушения. Крестившись, ильхан Абага выступил в роли универсального правителя. Он должен был привлечь симпатии представителей всех религий в его владениях: христиан, мусульман, но ближайший круг составляли буддисты.
Их центр находился в Аладаге (область Гарни, севернее озера Ван), в летней ставке, возведенной еще ильханом Хулагу: «когда он прибыл в Аладаг, он одобрил те пастбища и назвал их Лабнасагут» (Рашид-ад-дин. Т. III. С. 49), т. е. «Обитель лам», а в 1261–1265 гг. построил здесь буддийский храм и монастырь. Иными словами, Аладаг был буддийским религиозным центром Ильханата[36]. В сообщении Киракоса Гандзакеци речь идет о монахах, поклонявшихся будде Шакьямуни и Майтрее (грядущий будда, Учитель Мира) в летней ставке Хулагу: «И еще построил [Хулагу] обиталища для огромных идолов, собрав там всяких мастеров: и по камню, и по дереву, и художников. Есть [у них] племя одно, называемое тоинами. Эти [тонны] — волхвы и колдуны, они своим колдовским искусством заставляют говорить лошадей и верблюдов, мертвых и войлочные Изображения. Все они — жрецы, бреют волосы на голове и бороды, носят на груди желтые фелоны и поклоняются всему, а паче всего — Шакмонии и Мадрину. Они обманывали его (Хулагу), обещая ему бессмертие, и он жил, двигался и на коня садился под их диктовку, целиком отдав себя на их волю. И много раз на дню кланялся и целовал землю перед их вождем, питался [пищей], освященной в кумирнях>{8}, и возвеличивал его более всех остальных. И поэтому он собирался построить храм их идолов особенно великолепным» (Киракос Гандзакеци. 65).
Многие наблюдатели утверждали, что буддисты умеют заставить говорить своих идолов. Джувайни пишет о победе Аллаха над ухищрениями буддистов: «И среди членов ордена аскетов-идолопоклонников (которые на их собственном языке называются тойин>{9}) существует поверье, что до того, как в тех краях обосновались мусульмане и зазвучали такбир и игамат (да утвердит и сохраняет их вечно Всевышний), идолы с ними разговаривали — "Ведь шайтаны внушают своим сторонникам (чтобы они препирались с вами)", — но из-за прихода мусульман они разгневались и замолчали — "Аллах наложил печать на их уста"» (Джувайни. I. 10).
Эти магические практики были ведомы и буддистам Кашмира, горной области в Северо-Восточной Индии. По словам Марко Поло: «В Кесимюре народ также идолопоклонники, говорит особым языком. Просто удивительно, сколько дьявольских заговоров они знают: идолов своих заставляют говорить, погоду меняют заговорами, великую темь напускают. Кто всего этого не видел, и не поверит, что они заговорами делают. Это самые главные язычники, от них и начинается идолопоклонство» (Марко Поло, с. 75). Интерес Марко к этой теме не случаен. Дело в том, что при дворе великого хана Хубилая также несли службу кашмирские жрецы. Они воздействовали на погоду и разгоняли тучи над летним дворцом в Шанду. Говорящие идолы — это добуддийская традиция. Одорик де Порденоне видел в Куилоне на Малабарском побережье фигуру божества — наполовину человека, наполовину быка (возможно, это Нандин — ездовое животное Шивы); в обрядовых церемониях это существо своими устами отвечало жрецам, требуя крови сорока девственниц