Ханна - страница 53

Короче говоря, она проявляет очень большую проницательность по отношению к себе…

Она нуждалась в этой передышке. К ней заходит только Коллин и рассказывает ей об Ирландии, немного об Индии, о которой не любит даже вспоминать, о своем отце и о братьях. "Я бы уехала к ним, если бы это зависело только от меня… Но в конце концов, и Австралия не так уж плоха…" Этот разговор происходит на третий день пребывания Ханны в постели. У нее начинают уже затекать ноги, зато к ней возвращается великолепное самочувствие. И она сошлась с Лиззи, потому что они спали вместе и подолгу шептались в кромешной тьме. Их диалог продлится многие годы, всю их долгую жизнь. При том, что ее английский оставляет еще желать лучшего, она чувствует себя уверенной с девочкой. "И потом ты вовсе не была обыкновенным ребенком, Лиззи. У тебя язык был так же хорошо подвешен, как и у меня…"

— Почему ты назвала куклу Франкенштейн?

— Это не я. Ее так звали до меня.

— А кто тебе ее подарил?

— Какой-то Санта-Клаус на прошлое Рождество.

— И все-таки это странное имя для куклы, — замечает Ханна, еще не читавшая романа Мэри Шелли.

— А в Польше девочки играют в куклы?

— Я никогда не играла, — отвечает Ханна.

На следующий день она впервые за четыре дня выходит. Муж Коллин предоставил ей легкую коляску, нечто вроде тильбюри на двух колесах и с одной лошадью. Именно с высоты экипажа, научившись править еще у Менделя, Ханна открывает для себя Сидней. Сам город не покоряет ее, хотя кажется ей чудесным, подчеркиваемый многочисленными бухтами и бухточками. Она отмечает, что улицы здесь более узкие и еще более старые, чем в Мельбурне, в них меньше геометрической строгости.

— Прежде всего я хотела бы посмотреть лавочки…

Сначала коляска спустилась до набережной с ее бесчисленными причалами и верфями; именно там пришвартовываются большие пароходы; там же разгружаются всевозможные парусники, иные из которых еще пахнут приключениями и загружены экзотическим товаром. Экипаж катит по живописным улочкам, похожим на прибалтийские — почти как в Данциге, — с их морскими тавернам и магазинами, с запахом смолы для шпаклевки.

— Ты правда хочешь работать, Ханна?

Я не могу вечно оставаться у вас. Коллин улыбается.

— Я забыла, — говорит она, — тебе ведь нужно разбогатеть…

— И очень быстро, — говорит Ханна, улыбаясь в ответ. Она напрасно оглядывалась, страшась, что вдруг увидит"

Мику Гунна, резко поворачивалась, чтобы при случае застать его врасплох. Нет, кажется, ее оставили в покое.

— В Сиднее есть улица, похожая на Бурк-стрит?

— Я даже не знаю, где это.

— В Мельбурне. Это самая роскошная улица с самыми красивыми магазинчиками.

— Тогда это Джордж-стрит.

Ханна щелкает языком, как это делал Мендель, и лошадь прибавляет шагу.

"Я справляюсь не так уж плохо".

Экипаж въезжает на Джордж-стрит. На тротуарах причесанные бушмены в странных шляпах идут навстречу банкирам в сюртуках и цилиндрах, в то время как на шоссе паровые омнибусы выставляют напоказ странные названия пригородов, вроде Вулара или Парамата. Ханна останавливает лошадь. Они с Коллин идут вдоль витрин. Денек на славу. Легкий и теплый воздух, гуляющие женщины, элегантные, тщательно одетые, в шляпах и корсетах (так, наверное, одеваются в Лондоне), экстравагантные платья, лица, защищенные вуалетками.

— Все еще не придумала, как разбогатеть?

— Еще нет, — отвечает Ханна. — Хотя…

По правде говоря, идея, пусть достаточно смутная, мало-помалу вырисовывается.

На следующий день, в понедельник, Ханна начинает охоту уже в одиночку. Лавочки Джордж-стрит и прилегающие улицы кажутся ей (у нее всегда был острый глаз на подобные вещи) более интересными, чем улицы и лавочки Мельбурна. В общем, похоже на обновленную Европу, но люди другие: они более развязны, чем поляки, может быть, меньше озабочены мыслями о деньгах, так как успели уже разбогатеть. Для тех, кто интересуется безделушками, достаточно изучить витрины. Здесь продают больше товаров для женщин, чем в Мельбурне, и стоят они дороже. "Вот что должно тебя интересовать, Ханна…"

Она заметила еще одну вещь: большую специализацию многочисленных магазинов. Она, привыкшая в основном к варшавским лавочкам, особенно к лавочкам в еврейском квартале, где продается все что угодно, удивлена, видя магазин, где в продаже какой-нибудь один товар, но по более высоким ценам: там продают только дамские шляпы, тот специализируется на корсетах, этот предлагает курительный табак (даже без сигарет), а этот — писчую бумагу и ничего более…