Ханс Кристиан Андерсен - страница 9
По всей вероятности, круг знакомств у семьи был невелик, во всяком случае, Андерсен рассказывает только об одном походе в гости. Он был еще совсем маленьким, когда его как-то вечером взяли на семейное торжество к привратнику каторжной тюрьмы в Оденсе. Мальчик частенько стоял перед этим таинственным зданием и с любопытством, смешанным со страхом, слушал, как заключенные — мужчины и женщины — поют за стенами в такт работе. Теперь он прошел через тяжелые, окованные железом ворота, которые заперли за ними. Он услышал звон тяжелых ключей, поднялся по крутой лестнице. Потом они уселись за стол, а прислуживало двое заключенных. Но мальчик был так напуган, что не мог проглотить ни куска, — и все же испытывал наслаждение от разбойничьей атмосферы тюрьмы. Понятно, что такое событие оставило глубокий след в памяти впечатлительного ребенка.
Единственный, кто, по воспоминаниям писателя, приходил в гости к ним, — это бабка с отцовской стороны; полоумный дед, вероятно, ни разу их не посетил. А она заглядывала каждый день ненадолго — скорее всего, ради внука. Это была тихая, в высшей степени обаятельная старая женщина, с добрыми голубыми глазами и изящной фигурой, ее все любили — такой изображает ее писатель в своих мемуарах. Но едва ли это изображение содержит всю правду; уже в зрелом возрасте Андерсен рассказывал своему другу Николаю Бёгу>{2}, что бабка была честолюбива, тщеславна и не раз возвращалась к фантастическим историям о бабушке из Касселя. Но она искренне любила внука, и именно ей Андерсен обязан некоторыми самыми значительными впечатлениями своего детства. Дело в том, что она часто бывала во францисканской больнице, где зарабатывала скиллинг-другой, ухаживая за садом привратника. Это заведение возникло еще во времена Реформации, когда королевским указом монастырь францисканцев был превращен в больницу и богадельню; позднее здесь открылось также отделение для душевнобольных, а в 1798 году добавилось заведение для престарелых женщин — «Докторская лавка», где впоследствии, по-видимому, провела последние годы жизни мать Андерсена. Мальчик часто ходил туда с бабушкой и там, в прядильне, слышал от старух народные предания и сказки. С любопытством и ужасом слушал он также странные песни и разговоры душевнобольных и даже отваживался, если сторож был рядом, пройти по длинному коридору, где находились камеры буйных больных. Как-то сторож на минуту оставил его одного, и мальчик лег на пол и через щелку под дверью заглянул в камеру, где сидела обнаженная черноволосая женщина и пела. Внезапно она вскочила, с криком бросилась к двери, распахнула окошечко, через которое подавалась еда, и потянулась к нему; кончиками пальцев она дотронулась до его одежды. Когда вернулся сторож, мальчик был ни жив ни мертв от страха.
Самым крупным событием его детства стало появление в городе испанских солдат. Оно относится к 1808 году, когда Дания заключила союз с Наполеоном. Андерсену было всего три года, но в зрелом возрасте он ясно помнил смуглолицых солдат, которые шумели на улицах, стреляли на площади из пушек и служили обедни на дорогах и в полях. Один из чужаков как-то мальчика на руки, танцуя и плача одновременно: наверное, у него самого были дети в Испании, добавляет писатель.
Вообще же в его жизни было немного развлечений — разве что театр, который, конечно, предназначался для удовольствия высшего общества, но и беднякам был по карману хотя бы раз в году. Впервые Андерсен попал в театр с родителями и смотрел комедию Хольберга «Лудильщик-политикан» >{3} — как ни странно, в водевильной переработке какого-то немца. Правда, первое, что сказал мальчик, войдя в зрительный зал и увидев множество народу, были весьма прозаические слова: «Было бы у нас столько бочонков масла, сколько здесь людей, — вот бы я наелся!» Из его записок не ясно, бывал ли он еще в театре вместе с родителями. Но он рассказывает, что вскоре театр стал его любимым местом. Эта любовь подогревалась в нем расклейщиком афиш, с которым он подружился и который ежедневно давал ему афиши с тем чтобы он расклеил их в своем квартале. Одну афишу мальчик оставлял себе и, сидя дома, сочинял для себя всю комедию, отталкиваясь от названия и имен действующих лиц.