Harmonia cælestis - страница 54

. Звучат голоса моих отцов всякий раз по-разному: как шипение горящей кинопленки, как раскалывающаяся глыба мрамора (по утрам), как звяканье двух канцелярских скрепок (вечером), как бульканье в яме для гашения извести или хохот летучих мышей. От голоса моего отца могут треснуть очки. Мой отец, если только не облачен в мантию моего отца, может быть кем угодно: героем-любовником, мелким пройдохой, засевшим в глубинке помещиком, как наш поэт Бержени, боксером, жестянщиком, автогонщиком или агентом. Почему-то чаще всего агентом. Почти все мои отцы меньше всего стремились стать моими отцами — или влипали в это дело случайно, или кто-то оказывался «недостаточно опытным». Между тем среди этих моих «отцов по недоразумению» было больше всего господ утонченных, деликатных и даже красивых (интересно знать почему). Если же мой отец оказывался таковым по «доразумению», и не раз, и не два, а двенадцать или двадцать семь раз, на него мы могли смотреть с подозрением — неужто он не противен себе? Но ему хоть бы хны. В буйные вечера он напяливает на себя бейсболку в память о молодых летах — о высадке в Нормандии или об оккупации Праги… Но есть средь моих отцов немало совсем непорочных, которые превращаются либо в святые мощи, прикосновение к коим заставляет неизлечимо больных людей и проч., либо в такие тексты, которые затем изучают многие поколения, чтобы довести отвращение к чтению до совершенства… Текстуальных моих отцов обычно переплетают в синий коленкор. Для выражения доктринерства самое подходящее средство — отцовский тон. Брррр! ◊ Мои отцы походят на глыбы мрамора — охрененных размеров кубы, полированные, с разводами и прожилками, прямо у вас на пути! Ни перебраться через него, ни мимо прошмыгнуть. Как нельзя перебраться или прошмыгнуть мимо прошлого. А ежели и удастся обойти одного отца, то вполне вероятно, что на пути вскоре возникнет другой — или тот же самый, воспользовавшийся только одному отцу ведомым, более коротким путем. Присмотрись повнимательней к фактуре и цвету этой мраморной глыбы! Не напоминают ли они тебе фактуру и цвет среднепрожаренного бифштекса? Это и есть цвет и фактура лица твоего отца. Кроме мрамора следует также упомянуть собачий клык. Но отец с собачьим клыком — это несколько проще. Если тебе удастся набросить лассо на собачий клык, другой же конец веревки закрепить на луке седла, да еще если и лошадь твоя понимает, что значит лассо, и в нужный момент чуть притормозит, чтобы натянулась веревка, — то успех обеспечен. В музее китов в городе Тата демонстрируется такой тридцатидвухсантиметровый собачий клык, по ошибке идентифицированный как клык моржа. Хотя дураку понятно, что это — клык моего отца. И дурак этот счастлив, что никогда не встречался с моим отцом. ◊ Если же имя твоего (моего) отца — Франц, Матяш или Иосиф, заройся в землю, или беги в монастырь, или к разбойникам в горы Баконь. Поскольку имена эти — королевские, и пусть твой (мой) отец, Франц, Матяш или Иосиф, и не король, память о королевстве хранят самые сокровенные части их тела. И нет более угнетающего, идиотского положения, чем быть экс-королем. Такие мои отцы ведут себя дома так, как будто это Королевский дворец в Вышеграде, а родственников и знакомых считают придворными, которых своей королевской милостью они могут возвысить или понизить. И человек, не зная, где он, «внизу» или «наверху», болтается как пушинка, не чуя земли под ногами. Короче, ежели Франц, Иосиф, Матяш, Рудольф, Иштван, Геза — рви когти, пока твой отец не обнажил ятаган. (Привет мамочке!) Адекватное поведение по отношению к таким моим отцам — поведение пресмыкающегося, лизоблюда, подтирки, наушника и Иуды. А если ты не успел добежать до леса, то становись на колени, сложи перед грудью ладони и, опустив голову ниц, стой до рассвета. К этому времени твой отец, вероятно, упьется до чертиков, и ты можешь идти (если ее не конфисковали) в постель, а если голоден — то на кухню, подкрепиться остатками ужина, которые блюдущий чистоту повар еще не успел убрать, накрыв блюда фольгой. Но бывает, что повар опережает тебя и тебе остается сосать лапу. ◊ Масть — дело немаловажное. Мои отцы рыжей масти, в особенности с золотистым отливом, отличаются надежностью. Их можно использовать: (1) для решения цыганского вопроса, (2) в качестве клепального молотка при возведении мостовых конструкций, (3) для подслушивания разговоров, ведущихся меж викариями, и (4) для перевозки по городу зеркал особо больших, до 18 кв. м, размеров. Отцов мышастой масти лучше всего избегать. Такой отец испытывает страх перед жизнью, а поскольку жизнь — это, можно сказать, сплошная полоса препятствий, то мы только и делали бы всю жизнь, что мандражировали из-за фатера. Булано-саврасые, как считается, — отцы благоразумные и добропорядочные, и если Господь велит такому зарезать сына моего отца, то он, скорее всего, извинится и скажет «нет». Каурый в такой ситуации наверняка выслушает все pro и contra, пегий просто-напросто отвернется, а мухортый тут же примется точить нож. Отцы светло-бурой масти легко возбудимы, их полезно использовать, где требуется толпа: во время погромов и коронаций. Если где-то сорвалось заказное убийство, то виноват, по всей видимости, мой пегий отец, забывший снять колпачок (или как он там называется) с оптического прицела винтовки. Есть еще масть «мандариновое желе» — этот склонен к похабщине, извращениям, что похвально и даже свято, и к тому же, как правило, не приводит к отцовству: всю славу свою носить ему при себе. Отцы пятнистые, называемые еще чубарыми, с разного рода крапинками, полосками и разводами, отличаются добродушно-возвышенным настроением, питаемым чувством неполноценности, и особо тонким чутьем. Масть моего отца сама по себе не определяет ни личность, ни поведение, но есть в ней нечто пророческое, судьбоносное. Распознав свою масть, мой отец может смело идти в ногу со своей судьбой. ◊ Отцы и ласки. Если один из моих отцов «наотцует» сплошных дочерей, жизнь сразу становится веселей и просторней. Наши сестренки и старшие сестры созданы ведь для ласк, и нередко бывает, что ласкают их вплоть до семнадцати-восемнадцатилетнего возраста. Конечно, при этом нельзя сбрасывать со счетов опасность, что моему отцу придет в голову переспать со своей красавицей дочерью, ведь она же, в конце-то концов,