Хелльская нелюдь - страница 17

Она затихла, смущенно опустив глаза, а мы с Рау обменялись потерянными взглядами.

Мать Шаэтили, видимо, в число дорогих ей людей не входила.

— Лириэль пыталась тебя отравить, — уже спокойнее напомнила мне ненаследная принцесса. — Причем — «у всех на глазах».

Я вздохнул и вновь уставился на цветные кляксы радуг за окном. Чувство упрямого противоречия упорно скреблось где-то в печенках, явно не желая утихомириться и заткнуться, наконец.

Слишком все очевидно.

— Экстрактом дерева покинутых? Зачем использовать столь ненадежный способ? И, кроме того, вряд ли бы кто понял, что это именно Лириэль — «нелюдь», а в таком случае смысла меня убивать вообще нет, — заметил я. — Это все больше походит на дружескую подначку… как раз в ее стиле.

— Надеюсь, я для тебя не такой «друг», — буркнул Рау. — А Лириэли я все-таки пришлю очень убедительное приглашение во Дворец. И не надо делать такое лицо, я тебя умоляю! Сам отлично знаешь, что никаких темниц и прочих пыточных заведений, помимо тренажерных залов, у нас нет.

— Знаю, — грустно подтвердил я, борясь с совершенно нерациональным желанием засветить в глаз наследному принцу.

Да больно нужны все эти темницы и оковы, когда из собственной комнаты без помощи проводника целиком не выбраться…

Спешно угнанная с дворцовой стоянки летающая пластина — устройство, держащееся в воздухе скорее благодаря чуду, нежели технологии, которой так гордились хелльцы, — судорожно затарахтела и начала терять высоту. Я перегнулся через ограду и с тоской взглянул вниз: монотонный слой серовато-белых облаков, нагнанных неконтролируемым использованием магии, приближался несколько быстрее, чем хотелось бы.

Причина моего беспокойства объяснялась весьма просто: защитный купол над пластиной отказал парой километров выше и севернее, и теперь мне, изрядно примороженному и двигающемуся с грацией размокшего полена, предстояло просвистеть сквозь энергетическую бурю. Впрочем, ладно еще, если получу обычным энергетическим разрядом по макушке, ничего страшного в этом нет; а вот если пресловутый разряд случайно примет форму какого-нибудь заклинания…

Ровный слой облаков все приближался. С тоской вздохнув, я проверил все ремни безопасности, выбросил один порвавшийся и даже мужественно не обернулся на странный чпокающий звук, раздавшийся через секунду где-то внизу. И приготовился в случае чего начать спонтанные трансформации во что угодно, лишь бы по приземлении по-прежнему оставаться собой.

И, естественно, в следующее мгновение оказался чем-то, что классифицировать мне не удалось, разобраться, как теперь дышать и двигаться — тоже, но зато это что-то было очень липким и отлично держалось в пассажирском кресле, несмотря на тщетные усилия того садиста, который придумал улитку. Основания для столь специфического превращения у меня имелись: летающая пластина чувствительно ударилась о верхнюю границу слоя облаков, подскочила и снова стала падать, со странным звуком прорвала в нем дыру и начала медленно, со скрипом и треском продираться вниз, влекомая (как я искренне надеялся) обычной гравитацией, которая (как я молился всем пришедшим на ум богам) была сильнее, чем самая изощренная магия. Кое-как разобравшись, что у меня теперь заменяет органы чувств, я позволил себе понаблюдать за окружающим меня безумием.

Безумие оказалось подозрительно похожим на застывший дождь: крошечные светлые капельки, одна за другой замершие посреди стремительного полета вниз, вытягивались в сплошные линии. Наверху вместо привычного неба обнаружилось суматошное мельтешение красок — словно чокнутый художник пытался смешать на палитре восьмой цвет радуги, и, надо заметить, почти преуспел. Дна у этого сумасшествия не было — только бескрайняя густая чернота, куда с разбегу ныряли светлые линии дождя, вдруг показавшиеся мне белыми нитками, которыми шита эта реальность, существующая только в слое магических облаков.

Нити свободно проходили сквозь улитку, выжигая в полу крошечные многоцветные дыры; меня же они старательно огибали, тихо шипя. Меж светлых линий извивались юркие светло-синие змейки, одна из которых шутя испарила один из поручней, а вторая, врезавшись в первую, превратила ее в нечто крысообразное с игольчатым хвостом. Зверек удивленно пискнул и, уныло повинуясь той же силе, что и летящая вниз улитка, шлепнулся на меня. И прилип. Собственно, его истеричные попытки отцепиться от меня, судорожно молотя когтистыми лапками (что только усугубило ситуацию — субстанция, из которой я состоял, затянула его по самую мордочку), и отвлекли меня от одного занимательного факта — белые нитки огибали еще одно пассажирское сиденье. Пустое.