Хэппи Энд - страница 20

стр.

Ну вот. Кирилл никогда не мог простить отцу, что тот бросил меня и женился на Зинке. И новую мачеху, тут твоя интуиция абсолютно права, ненавидел всеми фибрами.

Зинка появилась в школе, где мы учили английский. Вся из себя, длинноногая. У неё была такая привычка: подойти к мужику сбоку и чуть-чуть спереди. Вот так возникнуть и замереть в стойке гончей собаки перед прыжком. Что было в этой позе? Меня не спрашивай, но бабники клевали. Ну, и всё. Олег сначала не смотрел, но я мгновенно учуяла: что-то есть. С другой стороны, поверить же невозможно: разве мог он на такое позариться? Короче, лишний раз убедилась в том, что моя интуиция умнее меня. И смотреть начал, и сошелся, и, в конце концов, женился, едва оформив развод со мной.

Вот, Павлуша, рассказала я тебе всё… Ведь меня, наверно, допросят. И придется исповедываться, уже не компьютеру: человеку. Постороннему. По-английски.

Но вот ещё что. Зинку лучшей персоной в мире не назовёшь (Боже мой! Пишу о покойнице в настоящем времени!), и уж кому-кому, а мне стоило здоровья и нервов её не возненавидеть. К тому же, ведь она была такая какая-то базарная, крикливая, вечно только сплетни собирала… Ладно, нельзя о мёртвых плохо. Что бы ни являла собой Зинаида, я не уверена в достоверности того, что рассказывает Кирилл. Насколько я знала эту семью, а ты теперь видишь, что знала близко, — я бы не стала особо верить парнишке.

Несчастный мальчик. Мать бросила, потом — эмиграция, ломка всего. Для любого человека сложно пережить и не сломаться. А для нервного издёрганного ребёнка? Все только игнорировали или окрикивали и по заднице давали, спасибо, когда не ремнём. А тут вдруг появилась ласковая Клара, которая как-то с ним занималась, защищала, по возможности старалась приласкать, — эту единственную отдушину отмели, убрали из дома, заставили выкинуть из сердца. И она бросила. Никогда не прощу себе, что, на самом деле, я действительно оставила мальчика. Что за психология могла в результате сформироваться у такого ребёнка? По поводу женщин? Да и мужчин. Ведь образцом мужчины являлся отец, который всегда унижал, каждым жестом. Промолчит — унизит. Побьёт — тем более. Наорёт или подшутит — самое страшное. Даже если приласкает, всё равно как-то и тем поставит на место: хочу — бью, хочу — милую. Ты пойми, Олег к этому не стремился, просто в голове у Кирюшки могло так сложиться.

Я думаю, что для Кирилла ничего не стоит тебе с три короба наврать, хотя бы ради удовольствия опорочить Зинку, а рикошетом попасть в отца родного, главного обидчика.

Ну, а теперь держись: самое интересное, поскольку из разряда последних известий.

Вчера вечером Мишка и до меня добрался. После ваших совместных бдений. Ты ко мне не приехал, а он не поленился. Был трезв; мой последний коньяк не выпил, а вылил (!!!) и объявил, что мне спиться не даст. Между прочим, вспомнил, что сам он последний раз выпил на пикнике. Пить сначала не хотел и не намеревался, но не сдержался, потому что угощал его Кирилл. И он, Мишка, от сознания того, что такой нежный мальчик ему «водяру наливает», напился «как шакал». Не знаю, пьют ли шакалы, но если верить Мишке, то Кирилл был на пикнике. Нам осталось выяснить, кто из них врет. В конце концов, и Мишку эталоном честности не назовёшь: поэт, фантазёр, к тому же, по его собственному признанию, он был до такой степени пьян, что и перепутать мог всё на свете.


P.S. Хотела ещё что-то написать, но прервалась, потому что явился Кирюшка. Как ты и изображаешь. Встрёпанный, несчастный. Голодный, как зверь. Подмёл все мои остатки. Ты что, не кормишь его, что ли? Молчал, как покойный отец, вздыхал, дёргался. Бедный мальчик! Извини, но уходить, если не ошибаюсь, он не стремился.

Сказал, что сейчас живёт у тебя и что ты очень хорошо к нему относишься. Как бы невзначай спросил, пыталась ли я усыновить его ещё во время жизни с Олегом. Облизывал губы. Я честно сказала, что об этом разговора не было, и Кирюшка весь сжался. А у меня рвётся дыхание, как вспомню. И чувствую себя последней дрянью: ведь я во многом виновата. Мальчик пропадал у меня на глазах, а я думала только о том, переспит со мной его отец ещё раз или уже всё. Павлуша, мне нет прощения. Я в тысячу раз хуже Зинки. Забыть не удаётся ничего: ни одного взгляда, ни даже самой крохотной слезинки маленького Кирюшки.