Хэппи Энд - страница 35

Я, к сожалению, не надеюсь на то, что этот кошмар когда-нибудь закончится или хотя бы поутихнет. Всё остаётся в моей голове. Из своих книг по оккультизму я вычитала, что все события, которые происходят, записываются в памяти Вселенной. А всё, что случается со мной, записывается в памяти моей. Да, этот ужас, возможно, прекратится когда-нибудь для тебя. Я же с моей объёмистой памятью, как со своим же обострённым обонянием… При сильнейшем желании выбросить из головы, я всё-таки знаю, что не забуду ни одной минуты из сегодняшних дней. Ни одной, Паша. Если, вообще, переживу.

А пока я очень хочу дознаться, кто убил Олега. Не для того даже, чтобы наказывать: Олега не воскресишь, но единственно для того, чтобы знать. Наверно, это чисто женское любопытство, хотя Зинка меня не волнует, а интересует только Олег. Не знаю. Агату Кристи люблю. Может, поэтому.

Так. Дошли до главного. Первая ласточка. Повязанный наш… Ты спрашиваешь, мог ли он убить Олега? Конечно, нет! Разве такие способны на убийство? Балаболка, трепло, — пожалуйста, но чтобы Йоська решился на такой шаг — представить себе не могу.

Паш, мне кажется, что для того, чтобы убить, мотив должен быть посильнее, чем месть за потерянные деньги. Ну, например, если это — единственная возможность защитить от насилия беззащитное существо… Даже очень плохой человек должен переступить табу, встроенное в генах, чтобы пойти на убийство себе подобного. Да, иногда, очень редко, встречаются люди, у которых в генах этого табу нет, но Йоська-то — обыкновенный малый. Да, вопил: «Убью». Кричать не запрещается. Я думаю, что самое большее, на что он способен в пылу эмоций, — это поорать. И попробовать найти себе жертву, но совсем в другом смысле.

Он и ко мне подбирался, было очень смешно. Кстати, получив от меня порцию благородного гнева, Иоська позже вместе со мной с удовольствием смеялся над тем, что его порыв вдруг отвергли.

Вчера, едва узнала, я позвонила Лизке. Долго и тщетно старалась её успокоить. Последнее время жизнь моя — сплошные слёзы, не мои, так чьи-то мне на грудь.

Больше всего Елизавета сокрушалась, что на пикнике Иосиф несколько раз исчезал, неизвестно куда, а это означает, что алиби у него нет. Я прикинула возможных кандидаток и стала обзванивать народ (это уже считай ночью, сталинские времена да и только). Так что, алиби я нашла. Правда, не уверена, понравится ли оно Лизухе. Зато вполне реально и абсолютно достоверно. Это оказалась наша Сюська. Которая сначала сказала, что ни за какие блага мира не пойдёт признаваться, а то супруг ей, Сюське, голову свернёт. Но я её припугнула тем, что Адик Адиком, ему-то и знать ничего не обязательно, а электрический стул страшнее. А если упрётся, так ведь алиби и у неё на то же время нет. А вот тогда муженёк узнает уже точно. Короче, наша мадам Бовари согласилась пойти завтра (то есть, сегодня) выручать этого шлемазла на растерзание законной супруге. Я звонила, проверяла. На работе Сюськи нет. Надеюсь, явилась с признанием.

Так что, с Йоськой всё в порядке.

Порфирий обещал встречу, но ещё не объявился. Жду его с нетерпением и страхом. Нет, я действительно надеюсь, что с Йосифом дело будет улажено. Волнует меня эта встреча с американским правосудием. Сколько я ни размышляю на тему, кто мог выстрелить в Олега, придумать ничего не могу. Да, обиженных накопилось много, но чтобы заранее подготовиться, а затем пойти и убить? Это кем же надо для этого быть? Уж, во всяком случае, не треплом.

Почему ты решил, что меня волнуют твои часы? Я просто так спросила, в порядке ли, к слову пришлось. Рассказывала о том, что Кирилл мои часы исправил, вот и вспомнила по ходу о твоих.

Последнее. Ты спрашиваешь, зачем мне Кирилл. Пашенька, для меня это такой же шанс, что и для тебя, — реальная возможность получить невозможное. Не думаешь ли ты, что я в свои сорок решилась бы рожать. А ещё ж забеременеть от кого-то надо. Не волнуйся, я срываться на тебя не буду: с какой стати мне на тебя срываться. Да и что ж ты предлагаешь, чтобы мы с тобой сейчас начали борьбу за опекунство?

Кирилл на самом деле — испорченное, озлобленное существо. Я считаю себя частично виноватой и в его озлобленности, и в его испорченности. Может, поэтому хочу попытаться загладить перед ним свою вину. Ты в парнишке видишь приятного тебе юношу, для меня он — единственное, что осталось от любимого мною человека. Ты любишь мальчишку, потому что ты видишь в нём его хорошие стороны, я его люблю, несмотря на плохие. Улавливаешь разницу? Я от всей души надеюсь, что ещё не опоздала, что с добром пробьюсь к его сердцу: ведь от природы-то в мальчике действительно много хороших задатков. Кроме того, Паша, не обижайся, но насчёт тебя не ясно, а меня Кирюшка любит или, по крайней мере, притворяется, что любит. Во всяком случае, понимает, что я ему нужна. Я, конечно, не смогу, хотя бы потому, что просто не успею, заменить ему маму, но, поверь, сделаю всё возможное. Павлуша, одно я тебе могу обещать: если сбудутся мои надежды, если всё пройдёт так, как я мечтаю, чтобы оно прошло, я тебя из «ближайшего друга» не уволю. Несмотря на все твои дела. Знаю же, что ты порядочный человек, и верю, что Кириллу гадости не сделаешь и что по-прежнему и ему, и мне останешься родным человеком. В конце концов, держишься же ты в школе. Просто знаешь: нельзя. Вот так и тут, с Кирюшкой: нельзя. Даже если окажется, что его действительно интересуют не женщины, дай ему сделать этот выбор самому, не дави на чаши весов, пусть мальчик оклемается, вырастет, станет мужчиной. Свою дружбу я тебе в этом случае обещаю. Ты ведь знаешь, я способна простить многое, но не насилие, особенно по отношению к ребёнку. Конечно, Кирилл уже не ребёнок, но ещё и не самостоятельная личность.