Хэппи Энд - страница 45

Как могла прийти в твою нетрезвую башку идея связи убийства с Кирюшкой? Да, он озлобленный и испорченный. И — да, безусловно, он же и солнечный зайчик, иначе не назовешь. Да ведь и солнечные зайчики всегда по стенкам мечутся, правду ищут, совсем, как Кирилл по жизни. Да, никому, кроме меня, до паренька с его опущенной головой и — да, лучистой и прекрасной улыбкой! — дела нет. Если, разумеется, не считать тебя. Это мы проходили. Не правда ли? Но чтоб Кирилл — родного отца? Что-то уж чересчур фантастичное предположение. То есть, ты же со мной согласен… Вернее, я с тобой… Запуталась.

Да нет никакой такой особенной «веры в человечество». Я же, наоборот, говорю, что мы все не святые. Табу, тем не менее, есть. А радио я и не слушаю никогда. Неинтересно, ей-богу.

Кирюшка был абсолютно беззащитным перед отцом и Зинаидой, то есть, фактически, перед законом. Тем не менее, убийца — кто угодно, но только не мальчик. За это я голову положу. Даже, если оказалось бы, что он очутился всё-таки на полянке каким-то странным образом, а потом не менее загадочно исчез, убить он не мог. Выстрелил — так обязательно бы промахнулся.

Что же получается? Значит, Мишку ты из подозреваемых исключаешь? Только потому, что он любил Зинаиду? А мужа её он, по-твоему, тоже должен был любить? Кстати, откуда ты знаешь, что Олег не был пьян в ту ночь? Ты его видел? И ты точно знаешь, что покойница ему не надоела, как мне салат из капусты? Как ты рассказываешь, там любовью и не пахло: обыкновенная страсть. И, кстати, откуда у нас уверенность, что оба убийства совершены одним и тем же лицом? Почему не могло быть двоих убийц: один грохнул Олега, второй — Зинку? Или так получается, что слишком много убийц в нашем «интеллигентном», как ты его называешь, круге.

Ох, и надоело же мне всё это. Ох, и страшно же. Предчувствие скверное, как бы ещё жертв не было. Боюсь я Пашка, ужас, как боюсь! Пишу, как заикаюсь. Сама вижу, что сбивчиво, но уж очень я воспламенённая какая-то сегодня.

Павлуша, какой ужас! Только что звонил Порфирий. Марго умерла! От чего — ещё никто не понял. Вроде бы, выпила слишком много снотворного. Или подсыпали ей? А кто? И почему? Вообще-то, баба она неуравновешенная, сумасшедшая поэтесса, такая вполне могла покончить с собой. Короче, всё по-прежнему идёт по Агате. Ещё один труп, ещё одно расследование, ещё одно непонятно, что.

Паша, ты что-то не пишешь, а я боюсь. Трясусь от страха, Пашка. Что ещё будет? И мне мерзко, что я на человека в последние его часы вылила столько дерьма! Весь вечер потом чувствовала себя не в своей тарелке. И так не в себе, а тут ещё Марго. Хотя бы не звонила мне перед смертью! Мы пошли с Кирюшкой прогуляться по вечернему Фриско, так мне на каждом повороте чудились какие-то тени. Ох, как страшно, Павлуша! За Кирилла боюсь больше всего. Всю ночь мерещилось, что она придёт и украдёт. Достали меня за ночь «кровавые мальчики». И наплевать на повторы! А утром — новости.

Порфирий подробно расспрашивал о вчерашнем телефонном разговоре. Я рассказала всё, как на духу. Какие-то странные замечания он делал про Мишку и вообще.

Паша, ты не можешь у Мишки узнать, что произошло? Вообще, что они вчера делали, когда легли спать, принимала ли она обычно снотворное на ночь? Могла ли ошибиться в дозировке?

Конечно, всё не узнаешь, но хоть попробуй, хоть что-нибудь, ладно?

Все, решено, ухожу в барды! Вот, поэму сегодня сочинил — в четырех томах:

Итак, с добрым утром, тетя Клара! Получил твою и-мейлу (в России их, кстати, «емелями» называют). Прочитал и сел переваривать. Не успел переварить, звонит Мишка. Если бы не твоя и-мейла, я бы ничего не понял из того, что он пытался мне сказать. Потому что он именно «пытался», а не говорил, зубами по трубке на том конце провода «Шестую Героическую» выстукивал. А я же, как назло, азбукой Морзе не владею. Ну, прервал его зубную чечетку, сказав, что уже все знаю. И он почему-то сразу успокоился и почти нормальным голосом попросился ко мне ночевать. Так что сегодня подержи еще Кирюшку у себя: диванчик мой прокуренный примет на себя Мишкин скрежет зубовный. Господи, как же мне его жалко! Он, Мишка, отличный парень, за последние годы мы как-то сошлись с ним, и, знаешь, я ловил себя на каком-то смешном чувстве гордости, что вот, у меня друг, который ведь действительно хорошие песни пишет, да при том еще и человек отличный. За что же ему столько всего и сразу: сперва Зинка, а теперь вот Марго? Кларочка, допрашивать я его вечером не буду — не в моих это правилах — но что-то же он расскажет. А я тогда тебе. Мы же с тобой давно уже взаимопроверенные взаимомолчальники…