Хэт - страница 4
Однако Бойе с Эрролом были довольны переменами.
— С женщиной дом совсем другой, — говорил Бойе. — Не знаю, с ней мне больше нравится.
А моя мать сказала:
— До чего же мужики тупые. Хэт так переживал за Эдварда, а сам спутался с этой девицей.
Миссис Морган и миссис Бхаку так редко видели Долли, что не успели заметить в ней дурного, однако сошлись на том, что она ленивая и никчемная.
— Эта Долли как старая барыня из богатого дома, — сказала миссис Морган.
Постепенно мы начали забывать о Долли. Да это было и нетрудно, ведь Хэт вел себя, как и раньше. По — прежнему ходил с нами на все матчи, сидел на дороге и болтал.
Когда Долли звала его домой, он никогда сразу не отвечал.
Через полчаса Долли снова вопрошала:
— Хэт, ты идешь?
И тогда Хэт отвечал:
— Иду.
Мне было непонятно, как живет Долли. Она почти все время проводила дома, а Хэт почти все время проводил вне дома. Целыми днями она сидела у окна, глядя на улицу.
Странной они были парой. Никуда не выходили вместе. Никогда не смеялись. И даже не ссорились.
— Как чужие, — сказал однажды Эддос.
— Вовсе нет, — ответил Эррол. — Просто, когда Хэт с вами, он один, а дома, с ней — совсем другой. Вы бы слышали, как он с ней разговаривает! А какие он ей побрякушки дарит!
— Сдается мне, она смахивает на Матильду из калипсо, — сказал Эддос. — Помните?
Матильда, Матильда,
Ты стащила мои деньги
И сбежала в Венесуэлу.
Побрякушки дарит! Что это с Хэтом? Ведет себя, как старик. Разве женщинам побрякушки нужны от таких, как он. Им другое нужно.
Со стороны, однако, можно было заметить только две перемены в хозяйстве Хэта. Всех птиц посадили в клетки, а несчастного пса — на цепь.
Нас так поразило появление Долли, что мы никогда не говорили о ней с Хэтом.
Дальнейшие же события поразили нас еще больше, но подробности выяснились не сразу. Началось с того, что Хэт пропал, а потом поползли слухи.
Только в суде мы всё узнали. Долли сбежала от Хэта, разумеется прихватив все его подарки. Хэт выследил ее и застал с любовником. Разразился ужасный скандал, любовник удрал, и Хэт отыгрался на Долли. В полицейском рапорте было записано, что Хэт, рыдая, пришел в участок с повинной.
— Я убил женщину, — сказал он.
Но Долли осталась жива.
Для нас эта новость прозвучала, как известие о смерти. Несколько дней ходили ошарашенные.
Улица притихла. Никто не собирался у фонаря возле дома Хэта, никто не болтал о том, о сем. Никто не играл в крикет и не будил жителей Мигель — стрит, прилегших вздремнуть на часок после обеда. Жизнь уличного клуба замерла.
Судьба Долли нас мало тревожила, хотя мы понимали, что это жестоко. Мы волновались только за Хэта. В глубине души мы его не осуждали — страдали вместе с ним.
В суде мы увидели, как он изменился. Он постарел и улыбался только губами. И все‑таки он устроил для нас представление. Мы, конечно, смеялись, но хотелось плакать.
Прокурор спросил Хэта:
— Той ночью было темно?
— Ночью всегда темно, — ответил Хэт.
Адвокатом Хэта был Читаранджан, маленький толстенький человечек в коричневом вонючем костюме.
Читаранджан принялся бубнить наизусть речь Порции о милости[3] и довел бы ее до конца, но судья остановил его:
— Мистер Читаранджан, все это очень интересно и кое‑что даже верно, но вы отнимаете у суда время.
После этого Читаранджан долго разглагольствовал о дикой любовной страсти. Он сказал, что Антоний из‑за любви отрекся от империи, а Хэт потерял чувство собственного достоинства. Еще он сказал, что такие преступления называются crime passionel, то есть преступлениями во имя любви, и что во Франции — а уж ему можно было верить, он сам был в Париже — во Франции Хэт стал бы героем. Женщины осыпали бы его цветами.
— Вот из‑за таких адвокатов людей и вешают, — сказал Эддос.
Хэта приговорили к четырем годам заключения.
Мы навестили его в тюрьме на Фредерик — стрит. Только на тюрьму она была мало похожа: стены светло — кремовые и не очень высокие, и, к моему удивлению, многие посетители веселились. Плакали всего несколько женщин, а в остальном все было как на вечеринке, где люди смеются и болтают.
Эддос по этому случаю надел выходной костюм и шляпу взял, правда, держал ее в руке. Оглядевшись, он сказал Хэту: