Hey Kids - страница 7

Она в свою очередь, задрав подбородок, попыталась высокомерно, но не с целью обидеть, а скорее, с желанием лишний раз немного "поманерничать", завершить диалог:

– Невежливо отвечать вопросом на вопрос. – Тут её вдруг снова заинтересовал завтрак и она, взяв немного и, приподняв столовой прибор, съела небольшую ложку каши.

– Невежливо говорить, когда находишься за приёмом пищи. С претенциозной ухмылкой ответил ей сидящий рядом ребёнок и сделал глоток стоящего рядом с его тарелкой чая.

В голове у Мэйшес на пару секунд возникла мысль о том, что он то ли пытается зеркалить её поведение, то ли ему просто хочется посмеяться над происходящим таким образом, но уточнять она не стала, а решила перейти сразу, что называется, к делу, дабы не "тянуть кролика за уши".

– Мисс Машрум уже 10 минут ковыряется ложкой в каше, но даже не попробовала её. – Ей не терпелось начать рассуждать в надежде, что если у её соседа и есть какие-то намёки на наличие эмпатии, в чём она была не уверена, если он всё-таки не пытался ею манипулировать до этого, ведь, по её мнению, данным качеством было обижено огромное количество людей, то он сумеет как-то поддержать диалог, пусть даже, быть может, и не обязан.

– На мой взгляд, эти и другие вопросы – не проблема, если они касаются живого, в первую очередь, человека. – Ответил суховато мальчик, сидящий возле Мэйшес, не отвлекаясь от завтрака.

– В каком смысле?

– В смысле ты можешь задать ей его, пока она находится в шаге от тебя, поскольку более точного ответа на вопрос, чем от неё и в то же время касающегося её мы вряд ли когда-то узнаем, тебе так не кажется? – задав Мэйшес вопрос, он сделал что-то между то ли упрекающим, то ли задающим вопрос выражением лица, но, как и Мэйшес, совершенно не желая обидеть собеседницу.

Внезапно Аннтуанэта встала и Мэй, пока её сосед сидел, будучи уставившимся в тарелку, растерянно отвела от той взгляд, уже забеспокоившись, что воспитательница подслушала их беседу, и сейчас вот-вот подойдёт, для того чтобы научить её и Гилберта рамкам приличия и тому, что безобразно секретничать за спиной у человека, который находится чуть меньше, чем в метре от вас, но та пошла в сторону входной двери.

Мальчик, увидев её попытку не демонстрировать, но всё же заметную тревогу, пожелал её едва ли успокоить:

– Успокойся, в дверь позвонили, если ты не слышала, витая в своих размышлениях.

Тут все ребята резко оживились. На пороге появился мужчина опрятной, но достаточно скромной наружности, с сыном, кажется, лет 5-6, который словно стеснялся, прятавшись за штанинами отца. Они начали о чём-то шептаться, да так, что вызвали у малышей неподдельный интерес, но Аннтуанэта тут же это заметив, поспешила закрыть, что называется "перед их носом" дверь, не стремясь в данный момент удовлетворять их детское любопытство. А то сами знаете, дети разными бывают.

Спустя, что ли, пятнадцать минут группового обсуждения, в коллективном шёпоте на более повышенных тонах начала выделяться Винни – та самая японско-австралийская девочка, завидев которую Мэйшес в коридоре ушла в уборную.

– О чём Аннтуанэта с его отцом может так долго разговаривать, если он просто привёл сдать своего ребёнка в сад? Он что, больной?

Она посмеялась над собственным высказыванием и слегка приподняла подбородок будто довольствуясь собственным остроумием и пренебрежением к подобному роду вещам. Сидящий рядом кудрявый мальчик, что, должно быть, был на входе с соской, очевидно, смутился версии Винни. Большинство, конечно же, не стало бы произносить такие несуразные вещи вслух, но мальчик не стал сдерживать смешок.

– Будет смешно, если то, что ты сказала в шутку окажется правдой.

После сказанного, он вновь вернулся к своему завтраку, охотно ковыряя ложкой в тарелке. Кажется, он был заметно голоден в отличие от Винни: та же от скуки лениво перекладывала кашу с одного места на другое. Кажется, она совсем не вызывала у неё интереса.

– Нет, серьёзно, зачем уделять столько внимания одному ребёнку, если у нашей няньки помимо новоиспечённого ребёнка ещё двенадцать.

Её лицо сохраняло всё то же пренебрежительное выражение с желанием продемонстрировать любому ребёнку, кто посмотрит на неё свою то ли непреклонность, то ли безразличие к окружающему. Она верно думала, что если человек не заинтересован в том, что происходит вокруг него, то значит никто и ничто поблизости не сможет его задеть.