И в воскресенье его не было.
Нэлле ходила на берег каждый день. Не верила. Ей все казалось, что вот-вот услышит знакомый шум, вот-вот увидит… Проклинала себя за то, что не смогла подойти, когда еще было можно, когда был удобный случай. За то, что боялась, за то, что пряталась. За то, что три недели бегала по лесам…
Да что толку проклинать?
Спрашивала себя — почему? Что случилось с ним? Она ли виновата? Что ей делать теперь?
Кусала губы и грызла ногти. Плакала по ночам.
Все валилось из рук.
На полянках распустился цикорий и живокость, отцвела ромашка, давно увяли колокольчики… трава начала жухнуть под летним солнцем. И только когда воды коснулись тонкие желтые листья ивы, поплыли куда-то вдаль, уносимые течением, Нэлле поняла — лодочник не вернется больше.
Все закончилось.
Не будет того, о чем она мечтала. Но и по старому тоже уже никогда не будет.
А что будет — Нэлле пока не знала.
К тому времени она уже перестала плакать. Перестала злиться на него и на себя… нет, она не смирилась. Просто приняла. Поверила. Сама высохла, как осенний лист, у которого впереди — только зима. Скоро наступят холода и снег укроет все печали…
Ничего уже не вернуть.
Все придется начинать с начала. Но возможно ли?
А лодочник приехал только весной, так вышло… но Нэлле уже не было в том домике у реки. Никого не было.
Только вокруг заброшенного, покосившегося за зиму домика, крупные кошачьи следы.