Химия чувств - страница 56

Поверь мне, сказал он когда-то.

И я почему-то верила.

Страшно мне было, но не за себя. Только за него, даже когда Тристен, вцепившись в мои руки, сухо заявил:

— Джилл, оно хочет убить тебя прямо сейчас. Не только в воображении.

Я даже не могу передать словами, что я почувствовала, когда Тристен притянул меня к себе и сказал хриплым голосом, в котором мне послышались тоска и неутоленное желание:

— Джилл, это с самого начала была ты. Он хочет себя не меньше, чем хочу я. Но будь я проклят, воистину проклят, если я отдам ему тебя.

Это, наверное, было самое безумное на свете признание в любви, с налетом черного юмора, но мне оно показалось просто безупречным.

Тристен взял меня за подбородок, наклонился ко мне, другой рукой обнял за талию, и я впервые поцеловалась с мальчиком — то есть с мужчиной… Чудовище и его жертва, которая, возможно, через несколько минут будет мертва.

Разумеется, первый поцелуй у Джилл Джекел не мог случиться на пороге дома после похода в кино или на дискотеку.

Разумеется, отношениям, начавшимся на кладбище, предстоит закончиться там же, только у другой могилы.

Разумеется, этим поцелуем он хотел мне сказать не просто «спокойной ночи», а возможно, и «прощай».

Как же ревело, рычало и лязгало зубами жившее во мне чудовище, когда я наконец поцеловал Джилл Джекел, о чем мечтал уже… сколько я об этом мечтал?

С того вечера, когда я сидел с отцом в забегаловке и увидел ее из окна? Когда она прошла мимо в скромной кружевной блузке, которая возбудила во мне больше интереса, чем обтягивающая маечка Бекки Райт? Или в кабинете химии, когда я смотрел на ее гладкий хвостик, который раскачивался как маятник и гипнотизировал меня? Тогда ли она меня очаровала? Иди на кладбище, в день похорон ее отца, когда она прижималась ко мне, так отчаянно нуждаясь в силе и защите?

Какая же ирония была в том, что ее нежные алые губы наконец неуверенно прижались к моим губам, руки пытались найти себе место — на моих плечах? бедрах? груди? — ее язык робко коснулся моего за несколько секунд до того, как мой рот обожжет ядовитая жидкость… Какая ирония, что во время поцелуя, рожденного желанием защитить эту девушку, я вынужден бороться с жившей внутри меня силой, жаждавшей ее же уничтожить.

Она неуверенно растворялась в моих объятиях, прижимаясь ко мне, а в моей душе извивался зверь, он пытался вырваться и завладеть мной.

Тристен, остановись сейчас же, приказал себе я. Остановись, пока не утратил сознание.

Остановись, пока не сделал ничего такого, что уже нельзя будет поправить.

Но то, что я чувствовал, обнимая Джилл, это дурманящее сочетание страсти и нежности, которые она во мне будила… ни с кем другим я не испытывал ничего подобного, и я никак не мог заставить себя положить этому конец. Я хотел, чтобы этот поцелуй не заканчивался никогда, я был почти уверен, что он у меня последний, и абсолютно уверен, что он — лучший, так что я прижал Джилл к себе покрепче. Я так хотел ее, но я чувствовал себя словно приговоренный, пытающийся насладиться последней трапезой, слыша, как за окном ставят эшафот.

— Джилл, — прошептал я, мне так хотелось сказать ей, что я ее люблю. Хотелось сказать очень многое, но не хотелось отрываться от ее губ. — Джилл, — бормотал я, утыкаясь носом в ее нежную щеку, надеясь, что она поймет все по интонации, с которой я называю ее по имени.

— Тристен… — Вторила мне Джилл. Она испытывала ту же смесь грусти, отчаяния и блаженства, что и я. Я чувствовал, как в ее груди колотится сердце.

Но я услышал и другой голос, ворвавшийся в мои мысли. «Да, Тристен…»

Это его голое.

Его слова прозвучали внутри меня, когда я прижимал Джилл к себе, гладя ее по спине и ласково проводя большим пальцем по ее шее. В той части меня, о которой я только начал узнавать.

Я чувствовал, как эта тварь извивается внутри меня. Но голос ее услышал впервые.

Тристен, остановись, говорил себе я, продолжая целовать Джилл. Она отважилась обнять меня за шею, чем вызвала у меня новый прилив влечения и страсти. Еще минуточку, Тристен, и больше не смей ее касаться…

Я запустил пальцы ей в волосы, почти распустив хвостик, я торопил наш поцелуй, понимая, что долго он продолжаться не может.