Хитросплетения - страница 62

стр.

Мишлин воскликнула:

— Невозможно! Дом не достаточно большой.

Жерар настаивал:

— Младенец — это же шум, плач ночью… Никто уже больше не сможет спать.

— Вот именно. Нарушение покоя. Он все предусмотрел. Он тогда выставит нас за дверь. Я склоняюсь к лекарствам. Нет, предложите что-нибудь другое.

— Дело в том, что… я не знаю… Я очень хотел бы вам помочь, поймите. Но…

— А в вашей аптечке не нашлось бы чего-нибудь действенного, что изменило бы его характер? По сути дела, сейчас — самый мрачный момент. Если бы он стал чуточку более сносным, удалось бы еще немного потерпеть. Мы бы разобрались.

Жан-Луи предложил было ЛСД, но Жерар заметил, что агрессивные наклонности Мобьё удесятерились бы! И потом, по-прежнему возникала одна и та же трудность: если возникнут осложнения, лечащий врач может в чем-нибудь усомниться.

— И что, — сказала Мишлин, — его вообще нельзя трогать? Достаточно стать восьмидесятилетним, чтобы быть палачом в свое удовольствие, пользоваться всеми правами и располагать жизнью других!..

Воцарилась неловкая тишина.

— Я точно знаю один способ… — сказал наконец Жерар. — Подождите… Это еще несколько расплывчато у меня в голове… Да… Да… Думаю, это подошло бы…

— Ну расскажи, старина, — умолял Жан-Луи.

— Так вот… Предположим, что наш дедуля исчезает… При том, что у него рак, это может случиться со дня на день… Он же не сможет укрощать свою «штуку» до бесконечности.

— Хорошо, — коротко отрезала Мишлин. — Он исчез. И что тогда?

— И вот, я тотчас же извещаю вас по телефону.

— Даже когда мы на месте, трубку снимает всегда Мобьё. И он не отходит от аппарата.

— В этом случае мне останется лишь использовать какую-нибудь фразу, которую он не поймет… Ну, я не знаю… да любую… Например: «Морковка сварилась».

— Согласен. А потом?

— Вы сразу же дадите вашему старичку ударную дозу снотворного. На этот раз он засыпает окончательно.

— И врач государственной службы… — сказал Жан- Луи. — Ты же сам нас предостерег.

— Ничего не случится, потому что мы производим обмен нашими стариками.

Никто больше ничего не понимал.

— А между тем все очень просто, — продолжил Жерар. — Врач государственной службы из Венсенна придет днем и автоматически выдаст разрешение на захоронение. Он вынужден будет, потому что речь пойдет о естественной смерти! Улавливаете? Хорошо! А вы, вы сразу же делаете все необходимое. Ночью я доставляю вам тело дедули и забираю тело Мобьё. С моим «универсалом» это просто. Вы же сообщаете в свою мэрию. Приходит врач государственной службы из Исси-ле-Мулинё. Он не знает ни дедушку, ни вашего Мобьё. Естественная смерть. Никаких проблем. Он подписывает вам разрешение. И дело в шляпе.

— Черт возьми, — проговорил Жан-Луи, — да ты мастак! Это правильно. Это подходит. А потом мы продаем дом… Уф! Наконец-то настоящая жизнь. Один миллион для тебя, Жерар. Если, если…

— О! — скромно произнес Жерар. — Я всего лишь одолжу вам дедулю. Остальное меня не касается.

— А… насчет сроков?

Развернулась живая дискуссия. По словам Николь, старик Жербуаз угасал. На предыдущей неделе у него еще раз случился острый приступ. Он почти не ел, по оценкам Жерара, продержится не более месяца.

— Будет слишком поздно, — сказала Мишлин. — У нас уже долги. И потом, Жан-Луи изводится. После своей работы он еще остается сверхурочно в качестве бухгалтера.

Тем не менее к себе в Исси Валграны вернулись несколько успокоенными. Появился хоть какой-то лучик надежды.

С той поры Мишлин жила в ожидании телефонного звонка. Иногда, в отсутствие Мобьё, она снимала трубку:

— Алло… Николь?.. Как у вас?

— Нормально… Нормально… Сегодня утром он не вставал. Приходил врач. Сказал, что снова зайдет завтра.

Мишлин начала готовиться. Она купила нарукавную повязку для Жан-Луи, погладила свой короткий черный костюм, подыскала не очень дорогую торговку цветами для приобретения венка. Она была окрылена.

И вот телефонный звонок, как раз посреди обеда. Мобьё поднялся, кляня всё и вся.

— Может быть, это нас, — заметил Жан-Луи.

— В таком случае, — проворчал старик, — ваши друзья очень плохо воспитаны.

Он прошел в гостиную. Вскоре послышалось, как он в ярости швырнул трубку. Когда он вернулся, то даже заикался от гнева.