Хлеб богословия - страница 21

Богопознанием. Значит, истинное Богопознание, свет Евангелия нас просвещает. Такое просвещение вечное, несозданное, Божественное, гораздо лучше, чем это «мировое просвещение».

Конечно, хорошо и светское знание. Вот, как отцы делали, Василий Великий, Григорий Богослов, — учились во всемирно известных школах, и святой Григорий Палама тоже в Константинополе учился; а потом пришли к Божественной школе. То есть и этот свет хорош, но он необязателен, хотя и может быть полезен. Святой Григорий Богослов говорит: «Глупо бороться против знания». Только глупые люди говорят, что не надо учиться. Иногда и среди монахов так бывает — говорят, что не надо в школе учиться, можно стать святым и просвещенным без этого учения. Но одно не противоречит другому; только важно помнить то, что стоит на первом месте.

Таков реализм православного опыта. Как говорит отец Георгий Флоровский, богословие раскрывало и, оправдывало то, чем Церковь уже живет и что она уже имеет. Ничего нового в нашей вере не выдумали; это папа все время делает новые догматы, а потом возникают большие трудности…

Если Божия Матерь непорочно зачата, то уже греха нет. Как же тогда Она умерла? И папа, который в XIX веке утвердил догмат непорочного зачатия Девы Марии, говорил, что было Ее вознесение, Ее взятие на небо. Он не говорил о смерти, и вместо: «Она умерла» говорил: «Господь взял Ее к Себе на Небо». Мы веруем, что Она умерла и после некоторого времени Господь взял Ее к Себе, до воскресения. Но полное воскресение, насколько я понял отцов Церкви, будет и для Нее, когда будет общее воскресение. В общем, Она находится с Господом, это тайна Божией Матери, это какое-то предвкушение Царства и Воскресения. Как, например, Господь на Тайной Вечери еще не страдал, а уже проливал Свою кровь и давал апостолам причащаться, — это было реальное причащение, это было предвкушение, пред-страдание. Мы вкушаем в причащении и страждущего Господа, и воскресшего, эти моменты совпадают. Но Он устроил Тайную Вечерю до Своего страдания: Примите… сие есть тело Мое, которое за вас ломится (Лк. 22,17–19), но еще оно не «ломилось». Григорий Нисский говорит: Господь хотел показать, что Он идет добровольно, а не от злобы евреев или осуждения римлян. И когда Петр отвращал Его от этого пути, такой горячий Петр, который сказал: Ты — Христос, Сын Бога Живаго, — когда Петр начал Его отвращать, Господь ответил: отойди от Меня, сатана! (Мф. 16, 23) Это и папа должен знать, что после исповедания Петра Господь ему так сказал. И кроме того, Петр ведь потом отрекся от Господа, и надо было восстановить, возобновить его апостольское достоинство троекратным покаянием. Папа о себе так не говорил.

Есть один грек, хороший писатель, из Малой Азии, из беженцев в Грецию, хороший иконописец, Фотий Кондоблу. Он написал статью, в которой говорит: как это папа выбрал своим патроном апостола Петра, для своей непогрешимости? если бы он говорил о каком-нибудь другом апостоле, о котором мы не знаем, что он грешил, то еще, может быть, было бы на что-то похоже; а Петр триста ошибок сделал, «гафов» по-гречески (это когда маленький ребенок шалости делает). Конечно, Господь взял Петра как первого Своего ученика, но как равного с другими, потому что Петр был человек, знал слабость людскую и был к другим снисходителен. А если бы взял Ангела, говорит святой Иоанн Златоуст, Ангел бы не понял человека, который грешит один раз, другой, третий, седьмой, семьдесят седьмой… Ангелу бы это надоело.

На Святой Горе Афонской записано такое предание. В XVI веке жил грешный человек. Бедняга много раз обещал Богу, что не будет грешить. Вот приходит он в церковь, плачет; потом выходит из церкви — и снова грешит… Так продолжалось долго. Однажды он пришел в церковь, плакал, каялся: «Господи, помоги мне, не буду больше». И вдруг диавол не выдержал и с паперти храма сказал Христу: «Вот какой Ты, не понимаешь ничего, этот здесь Тебе плачет, а когда уходит, то он мой, там делает все, что я велю. Как Ты терпишь Его?» Тогда Господь ответил из иконы: «Зачем ты пришел к нему, когда он Мой? Я тебя не беспокоил, когда он был твой. Я беру человека в том состоянии, в котором его застану». И в тот же миг человек пред иконой умер.