Хочу быть плохой - страница 14
— Что конкретно? — устало спросила, не поднимая голову.
Столешница такая холодная, так приятно.
Еще бы попить сходить.
— Он с тобой флиртовал!
Правда? А я и не заметила.
— И ты его поощряла!
А вот с этим поспорю.
— Его поведение переходит все границы приличия! — продолжала занудствовать.
Это она еще Петра не видела. Вот кто точно не знает, что такое приличие.
— Нина, что молчишь?
Выпрямившись, в упор посмотрела на коллегу.
Как же меня это достало.
Если она так жаждет со мной поговорить, почему бы и не сделать это?
Только о другом.
— Скажи, Мария, зачем вчера вечером Иван приходил ко мне?
Ревность отчетливо отразилась в мимике Марии.
— Он к тебе приходил? Вечером?
Мило, Иван не изменяет своим привычкам.
Не удивлюсь, если в его жизни есть еще одна «Мария».
— А ты разве не знала? — невинно уточнила.
Мной двигала злость, желание укусить в ответ так же больно.
И я не хотела больше молчать.
— Конечно, я знала!
Яростно сверкая глазами, упрямо смотрела мне в глаза.
— Так зачем он приходил, — сделала короткую паузу, — ко мне?
— Что ты заладила? — сквозь зубы зашипела. — Вообще, давай работать, а не болтать. Ты и так опоздала.
Мария вскочила на ноги и походкой от бедра направилась к столу, где сидел злой Иван, буравящий меня тяжелым взглядом.
Зря это он сейчас на меня смотрит.
Улыбнувшись, убрала очки в сумку и принялась за работу.
Чуть позже, когда часть присланных задач от Ларисы Викторовны была выполнена, я отправилась к кофемашине.
Пока волшебная машина готовила мне гадость, в коридоре во всю разгорался скандал между Иваном и Марией.
— Как меня все достало! Твоя бывшая жена, над которой я должна трястись! «Машенька, Нина такая ранимая потерянная женщина», — передразнивала Ивана. — А я не ранимая? Хочешь знать? Твоя Нина только прикидывается тупой овцой! Специально выводит тебя на ревность! Она хочет вернуть тебя, Ванечка!
— Думаешь, я это не вижу? — мягко поинтересовался Иван.
У меня аж глаз задергался.
— Объясни ей, что ты любишь только меня! Пусть не старается привлечь твое внимание!
Фыркнула, поднося кружку к губам.
Цирк уехал, а клоуны остались.
— А ты думаешь, зачем я пошёл вчера к ней? Хотел сказать, что только ты в моем сердце, моя драгоценная.
Да нужен ты мне больно. Бесит.
— А подслушивать нехорошо, киса.
От шепота Петра над ухом чуть кофе не разлила.
— Я не подслушиваю!
Возмутилась и достаточно смело посмотрела на мужчину.
Нужно отдать должное этому черному строгу костюму, он ему шел.
— Что ты здесь делаешь?
Я сама себя не узнаю. Почему так легко с этим мужчиной?
— Твоя смелость, как и смущение, одинаково заводят.
Ну вот, я снова краснею.
— Ты не ответил, — сделала глоток и поморщилась.
Ну и гадость.
— Я тоже приглашен на обед к нашему общему знакомому.
— Так вас будет двое, — произнесла вслух и отвела взгляд.
Да чтоб меня…
— Нас всегда двое.
Мне не нужно было на него смотреть, чтобы знать, что он сейчас улыбается.
— Кабинет генерального не на нашем этаже, — заметила, покосившись на соблазнительного брюнета.
— Зато здесь есть мышонок, который, между прочим, задолжал мне пару-тройку горячих поцелуев.
— Почему это? — вспыхнула.
— Когда на Евгения Эдуардовича в машине накинулась, тоже так возмущалась? — приподнял бровь.
— Я на него не бросалась!
— Да ты его чуть не трахнула, — сверкнул белоснежными зубами.
— Не правда, — покраснела.
Значит, между нами ничего не было?
— Поцелуй, и я не буду обижаться на то, что он тебе нравится больше.
— Ты такой наглый, — прошептала, когда Петр начал наклоняться ко мне.
Совру, если скажу, что мне это не нравится.
— Нина! — как назло нарисовался бывший.
Нет бы на пару минут позже.
— Меня раздражает твой бывший муж, — сказал Петр, с тяжелым вздохом отстранившись.
А как меня раздражает, словами не передать.
— Что ж, если нам помешали, Нина Константиновна, то продолжим позже.
— Продолжим?
Покраснела от откровенного взгляда.
Значит, как только я зайду в кабинет Евгения Эдуардовича, меня будут целовать?
И, скорее всего, напоминать, как я себя вела в машине. Ох…
— Конечно, причем должна ты мне теперь шесть поцелуев, — шепнул на ухо и, отстранившись, усмехнулся.
— Было три, — нахмурилась.