Хочу, чтобы мы были вместе - страница 23

Даже окруженная семьей и друзьями, их объятиями и слезами, что они проливали вместе со мной, я никогда не чувствовала себя более одинокой, чем в тот момент, когда стояла у могилы Эйдена и смотрела, как его гроб опускается в землю.

Тогда я не злилась на Эверетта, понимая, что он, вероятно, находится в какой-нибудь отдаленной части планеты, откуда не может просто взять и прилететь домой. Я простила его за то, что он не был на похоронах, и сейчас частично чувствовала вину, что обвиняю его в том, что изменить он был не властен, но всего лишь частично. Благодаря Джейсону мне было известно, что Эверетт узнал о смерти Эйдена только спустя несколько недель, но даже после этого он не приехал домой. Он не позвонил мне, и не написал ни строчки. Он ничего не сделал!

Все наши детские и юношеские годы я поддерживала его, но в тот один-единственный раз, когда я нуждалась в его поддержке, Эверетта не оказалось рядом.

Несмотря на то, что в течение нескольких недель после смерти Эйдена со мной всегда кто-то находился, я никогда не чувствовала себя более потерянной. Родители и Амелия делали все возможное, чтобы вытащить меня из угрюмого настроения, но у них ничего не получалось. Единственным человеком, кто бы мог понять, что я тогда чувствовала, был Эверетт. Но его со мной не было, и теперь, когда он, наконец, вернулся, мне ненавистно, что он считает, будто извинения все исправят. Слова не исцелят шрамы, которые отставили поступки.

Я снова собираюсь накричать на Эверетта, но меня останавливает треск рации, прикрепленной к поясу джинсов.

- Кэмерон? Кэмерон? Ты меня слышишь?

Не отводя гневного взгляда от полных сожаления глаз Эверетта, я снимаю рацию, подношу ее ко рту и нажимаю кнопку.

- Амелия, я сейчас немного занята. Буду у главного дома через несколько минут.

Прикрепляя рацию обратно к поясу, я настолько погружена в свою печаль и гнев, в желание дать Эверетту почувствовать всю живущую внутри меня боль, и к тому же отвлечена вызовом Амелии, что не осознаю, что Эверетт приблизился и теперь прикасается ко мне, пока не становится слишком поздно. Когда его руки обвивают мою талию, и уже собираются притянуть ближе к нему, мозг просыпает, и я делаю шаг назад настолько быстро, что спотыкаюсь и почти падаю, сумев удержаться на ногах лишь в последнюю секунду.

Эверетт выглядит потрясенным тем, что я не позволяю прикоснуться к себе, сильнее, чем когда я влепила ему пощечину.

А чего он собственно ожидал?

С тринадцати лет я мечтала, чтобы Эверетт крепко обнял меня. Мечтала прижаться щекой к его груди и слушать биение сердца. Я грезила об этом, фантазировала, а все что получала – полуобъятия или случайное приобнимание за плечи. Да, и то, если повезет. Давным-давно я усвоила урок: любовь к Эверетту не приносит ничего кроме боли, и будь я проклята, если снова попадусь в эту ловушку.

- Прости меня, – снова произносит Эверетт, и разочарованно вздыхает, проводя рукой по своим волосам и нервно переступая с ноги на ногу.

Я не знаю, извиняется ли он за то, что был дерьмовым другом, или за то, что прикоснулся ко мне, мне все равно, если честно.

Ладонь Эверетта оставляет волосы и скользит вниз, прижимаясь к щеке, получившей удар, и мне тут же хочется извиниться, но я держу рот закрытым, напоминая себе, что он это заслужил.

Что, черт побери, случилось со мной? Я не из тех людей, которые раздают оплеухи направо и налево!

И я ненавижу Эверетта еще больше за то, что он превратил меня в женщину, которая устраивает сцены у всех на виду.

- Эйден был прав. За эти годы ты наработала отличный удар справа.

Его попытка заставить меня улыбнуться проваливается. Произнося имя нашего друга, и напоминая, что все эти годы он поддерживал связь с Эйденом, но не со мной, Эверетт снова разбивает мое сердце на тысячу осколков.

- Да пошел ты! – шепчу я, и сглатываю несколько раз, чтобы успокоить горящее от желания плакать горло.

Я не буду плакать перед этим мужчиной! Не позволю увидеть свою уязвимость.

- Кэм…

Эверетт снова делает шаг ко мне, но останавливается, когда из рации опять доносится потрескивающий от помех голос Амелии. Но в этот раз она не просто говорит, она кричит: