Холмы России - страница 16

стр.

Никита и Кирьян распрягли и поставили коней в конюшне.

А теперь на отдых после дороги — спать куда-нибудь в прокладок.

— Завтра косить выходи, — сказал Никита.

— Себе хоть чуть подкосить.

— А колхоз тебе что — чужое? Вон скотины сколько.

— Ее, всякую скотину, морить жаль.

— За свою не спрашиваю, хоть она совсем околей.

А за колхозную голову снимут, и первому мне, как бригадиру. Понял?

— Травы хватает, а руками дерем. Косилку бы расстарались, — хотел так отговориться Кирьян и уйти.

Но Никита вспылил:

— Сдам я это бригадирство. Только возражения всякие и неприятности.

— Не нервничай. А то пропадем без тебя.

— Или не. по нраву? — со злом подхватил Никита слова Кирьяна.

— Я твой нрав не трогаю, и ты мой не тронь, — сказал Кирьян. — Мы ко всякой жизни приладимся.

— И мы не отстанем. Вот так. А за косилку платить надо. Кишка еще тонка. Без штанов находишься.

Никита глянул вслед Кирьяну.

«Дери руками — злей будешь».

Кирьян шел домой по тропке за дворами, где запаренные жарой стояли у пунь и хлевов истомленные малинники.

После бессонной ночи голову чуть пьянило желанием сна.

На повороте к дому-курмень ржи с неразлучными васильками. Глянул отсюда Кирьян на Угру. Синей косой подрезала она луговое раздолье. Сейчас бы с удочками куда-нибудь под куст. Так и потянуло к реке еще более сильное, чем сон, желание.

Дома мать с отцом сидят за столом. Катя рассказывает им новости: как хлеб сдавали, как глядели на поляков и как наш эшелон промчался.

— Если бы Киря не крикнул, так и раздавило бы меня, — сказала она для пущего интереса.

Гордеевна закрестилась со страхом перед богами.

Отдаленные от мира какой-то своей печалью, взирали они с икон.

Никанор сказал дочери:

— Кто ж на путях рот разевает? А еще в школе училась, грамотная, называется… Тетеря!

К столу подсел Кирьян.

Гордеевна подметила, как осунулся сын за ночку, даже бледность какая-то в щеках, будто что из души сушило его.

На столе поджаристые пышки, плавится на них масло. Сметана в чашке. Картошка печеная обсыпана мелко нарезанным луком. На полу у печи — самовар с поставленным на конфорку чайником в розовеньких цветочках…

— Вот и дома. Быстро это вы. А мы тут с матерью сенца подкосили. Завтра подкосим, да и возить надо, — сказал Никанор сыну.

— Завтра я с бригадой косить назначен.

Не раздумывая, Никанор сказал:

— Надо, так надо. И не возражай. Для себя управимся как-нибудь.

Кирьян разорвал пышку, обмакнул половинку в сметану.

— Слышал я, объездчик в лесничестве нужен.

— Нужен. А что, или желание есть? — поинтересовался Никанор.

Кирьян обмакнул в сметану другую половинку пышки.

— Не отказался бы.

Гордеевна прибиралась у печи и прислушивалась к разговору.

— Что ты, сынок? — с испугом глянула Гордеевна на сына и на мужа. — Из колхоза не пустят. Гомон-то какой пойдет.

— Государству служить кто это его не пустит? — погрозил кому-то Никанор.

Гордеевна заметила, что Катюшка в избе. Нечего ей тут вертеться.

— Иди спать, иди. На сеновале там постелила, — спровадила она дочь за дверь и сказала мужу: — Не тронь ты малого. Работает и пусть работает себе.

— В лесу или не работа? Было бы пустое что — деньги бы да льготы не давали. А то и деньги дают, и коси вволю.

Кирьян вышел из-за стола, хотел идти спать, но остановился.

— Не за льготы иду, а служба мне эта по душе.

— И не ходи, не ходи сынок. Меня послушай. Людей ублажишь — самого под суд отдадут. Под суд не хочешь — свои наведут: спалят или убьют. Мало ли людей всяких… Вон как Желавина убили, — вспомнила Гордеевна председателя колхоза, который три года назад пропал в лесу, и след не нашли.

Кирьян пошел спать, и лишь только скрылся за дверью, как Никанор огляделся и сказал Гордеевне:

— Ты малому голову не мути такими разговорами.

Нму про свое надо думать. И не стращай. Пропасть и на печи можно. А он дело решил. Лесная служба — всегда служба. Боюсь, не взяли бы уж кого?решил Нпканор сейчас же сходить в лесничество, но чего-то раздумывал, не сбить бы жизнь малому.

Долго надевал сапоги. Разглядывал ружья — старое и новое. Потом чаю налил. Щипцами откусил маленький кусочек сахару. С синевой сахар, сладкий. Одну чашку выпил, еще и на другую осталось.