Холодная гавань - страница 5

— О господи. Ладно, проехали. Как сможешь меня представить не у плиты, не у раковины и не в постели, так сразу узнаешь.

— Ага. Опять, значит, призываешь полночи лаяться до посинения, вместо того чтобы потрахаться? Если ты к этому ведешь, то я пас. Лично я устал, хоть тебе этого и не понять.

— Он устал! Он, вы слышите, устал! Тебе сказать, мистер подмастерье, как я устала?

— Так чего ты, черт подери, хочешь? Ты хочешь, Мэри, пойти развлечься с парнями? Я правильно тебя понимаю? Хочешь раскинуть перед ними ноги? Так вот что я тебе скажу, ягодка моя. Я, может, и дурак, но не до такой степени дурак.

— Ох, Эван, если б ты только знал. Если б ты только знал, какой же ты дурак.

— Да ну?

— Вот тебе и «да ну»!

К тому времени, когда они разошлись, через полтора года после свадьбы, ссоры прекратились. Их обоюдное желание убежать из этой съемной квартирки, а заодно и друг от друга сделалось столь очевидным, что дальше ссориться было бы так же неприлично, как наорать на незнакомого человека в общественном месте.

Мэри, оставив ребенка на родителей, записалась на первый курс Университета Лонг-Айленда и уже через полгода, по слухам, обручилась с будущим дантистом из Хэмпстеда.

Эван, продолжая работать на инструментальном заводе, вернулся в родительский дом. Сам он не знал, чем еще себя занять; не было более интересных идей на этот счет и у окружающих. Впрочем, отец дал ему один общий совет.

— Сейчас, Эван, для тебя наступила трудная полоса, — заговорил он как-то за столом после ужина, после того как Грейс ушла наверх спать. — Но, знаешь, иногда все как-то само собой устраивается. И может быть, все, что тебе сейчас нужно, кроме сохранения бодрости духа, — это запастись терпением и посмотреть, как оно обернется.

Прославленная клиника оптометрии открылась в Нижнем Манхэттене в 1941 году. Люди с очень плохим зрением могли там обзавестись очками, которые, как говорили, давали потрясающие результаты.

Чарльз Шепард, услышав об этом заведении, сразу записался на прием, в апреле того же года, и, вместо того чтобы в одиночку ехать в Нью-Йорк на поезде, попросил сына отвезти его на машине.

— Да, но тогда я потеряю дневную зарплату, — как и ожидалось, возразил Эван, на что у Чарльза была заготовлена фраза, которую он произнес с подходящим для такого случая спокойствием.

— Это, сам знаешь, не имеет никакого значения.

Эван мгновение выглядел озадаченным, однако потом, кажется, смекнул, что оно того, вероятно, стоит, если у старика есть что-то на уме.

Ему уже стукнуло двадцать три, и так как он по-прежнему работал на заводе и жил с родителями, Шепард-старший все больше укреплялся в мысли, что его сын следует по пути наименьшего сопротивления; чтобы что-то в своей жизни поменять, требовались амбиции, каковых в характере Эвана не просматривалось. Когда-то им владели преступные наклонности, сейчас же он стремительно погружался в пучину апатии.

А при этом он делался день ото дня красивее, так что девушки при его появлении беспомощно обмирали; что-то здесь казалось не так: человек так хорош собой, а в голове пусто.

Чарльз частенько думал о том, что им необходимы неспешные серьезные разговоры, как это водится между отцами и сыновьями, но как-то все не складывалось: едва успев очистить тарелку с остатками ужина, Эван тут же куда-то уезжал, иногда на полночи. О том, куда он ездил и чем занимался, Чарльз не имел ни малейшего представления, и порой у него возникала смутная зависть — в голове рисовались картины легких романтических приключений в Лонг-Айленде или в Нью-Йорке, но он тут же с грустью говорил себе, что при склонности Эвана к кутежам он, скорее всего, просиживает часами в каком-нибудь придорожном баре в компании таких же захмелевших заводских бездельников. А чего еще ждать от него? Если ты достаточно долго живешь среди пролетариев, разве не естественно, что ты сам в конце концов становишься пролетарием?

Вот почему посещение глазной клиники приобрело для Чарльза особый смысл. С учетом почти двухчасового пути в один конец и столько же обратно у него были все основания надеяться, что у них с Эваном выйдет серьезный и полезный разговор.