Холодная земля - страница 25

– Е-лизавета, моё имя. Елизавета? Да, это правда, более сотни родителей с детишками вернулись обратно в город, в ту, первую пятилетку. Я не могла допустить, чтобы от нас ушли люди и погибли. Тем более детишки. Им выдавали документы и присваивали самый низший статус. Да, мало кто потом реализовал свои возможности и сменил кастовый уровень. Но дети все получили воспитание и образование в наших учреждениях, – отозвалась Елизавета.

– Проблема в том, что у детей сохранился статус родителей, и они до сих пор испытывают с этим проблемы. А с ними и моральный дискомфорт. Это не правильно. Можно изменить кастовый статус одного или другого, но проблемы останутся у третьих.

– Мы не можем поколебать наши правила, я настаиваю на сохранении установленных законов! – перебил Вивасват.

– Отец всегда говорил, что касты – это временное явление! Они нарушают свободу личности.

– Отмена того, что хорошо себя зарекомендовало, может привести общество к хаосу, потере субординации. Пирамида в обществе важна для порядка, для чёткого строя, чтобы каждый знал своё место,– настаивал Вивасват.

– Но отец… – начал было Ярослав.

– Ранее в совет входили только «бессмертные». Думаю, что стоит вернуть это правило, иначе мы ввергнем страну в геенну. Только Боги должны управлять Гипербореей. Смертные приходят и уходят, а мы будем жить вечно, – снова перебил его Вивасват Сингх.

– Ничего не бывает вечного. Вы забываете, что здесь присутствуют трое делегированных представителей от гипербореев. Не уважительно вот так игнорировать волю народа. Изнутри общества проблемы видны чётче, оттого мы должны прислушиваться к голосу масс, – хмуро, понизив голос на тон, заметил Стрижевский, вспомнив о Колесове. Всеволод хотел прервать сложившуюся традицию, когда в совет входили только «бессмертные». Он хотела расширить его до пятнадцати человек. Пятьдесят на пятьдесят. Он много раз настаивал на том, что половина «бессмертных» отлынивают обязанностей управления, и их должны заменить смертные меряне.

Я выступаю здесь от лица народа, – говорил Ярослав. – Мне доверяют, как когда-то доверяли моему отцу. Хоть он и единолично правил все эти годы, не было ни одного раза, чтобы решения принимались без ведома Совета. Сегодня я здесь не по его воле. Меня послали люди. Меня попросили «бессмертные». От имени всех присутствующих я предлагаю поставить оба вопроса на обсуждение: и отмену кастовой системы, и вопрос расширения совета. Провести всенародное голосование…

«Обсуждение закончилось. Оба вопроса были поддержаны большинством. И назначен день всеобщего голосования…» – записывал Филипп протокол собрания, чтобы позже записать об этом в «Счастливом открытии».

Стрижевский был очень близок к семье Колоса. В прошлом они часто обсуждали городские проблемы в присутствии детей. Старшего Ярослава всегда привлекали эти посиделки. Он с детства был отъявленным политиканом, целиком и полностью поддерживавшим отца, в отличие от своего младшего брата Леля, который был нежным и влюбчивым златокудрым ребенком. Ярослав проявлял качества сильного лидера. Стрижевский, будучи активным, но ведомым, отметил для себя эти свойства личности Ярослава и стал яро продвигать его в среде молодежи. Ему было чуть-чуть боязно оттого, что Вивасват может занять место Всеволода. Кроме положительных качеств мудрого правителя он имел и несколько неприятных для этой должности воззрений. Вивасват продвигал градацию людей по различным категориям, как профессиональным, имущественным, так и расовым, всячески пресекая и осуждая смешивание людей oriens с «сибиряками», частенько используя в своих речах латынь.

«Ориенс должны сохранить чистоту индо-европейской нации, своеобразие и характерные черты своего народа. Нельзя превращать гипербореев в месиво без рода и без племени…» – можно было частенько услышать из его уст.

Ещё до того, как Колесов погрузился в «сон», Борис переговорил с членами совета. В последнюю очередь разговор состоялся с самим Всеволодом.

– Я боюсь, что в таком состоянии – Лада и всё такое – ты долго не протянешь. Без тебя к власти вырвется Вивасват Сингх с его кастовыми замашками, и, боюсь, нас ждет расслоение, разобщение.