Холодное сердце - страница 10

Будь у нее выбор, она ни на один день не хотела бы оказаться под началом этой дамы. А раз уж миссис Уинтерли хоть и неохотно, но согласилась переселиться во вдовий дом Хаслет-Холл из роскошного дома в Лондоне, который, как она неизвестно по какой причине считала, Люк Уинтерли должен был оставить ей, то Виржиния шарахалась от Хаслет-Холл как от чумы.

– Папа переделал несколько каминных труб, когда поместья Фарензе перешли к нему, поэтому я не думаю, что сейчас они дымят. Он не хотел, чтобы туда лазили мальчишки-трубочисты, и, если печник говорил, что трубы слишком узкие или кривые, чтобы прочистить их щеткой, он переделывал их так, чтобы не нужно было заставлять бедных маленьких мальчиков лезть в эту черноту, где они могут застрять и задохнуться.

– Моего младшего братишку отправили чистить каминные трубы, едва он начал ходить, и у него даже не успели вырасти зубы, когда он умер. Его светлость добрый человек, – настойчиво повторила миссис Брэнди Браун, а Ив Уинтерли, согласно кивнув, с интересом посмотрела на Хлою.

– Должно быть, так, если он это делает, – как можно тактичнее ответила она, пытаясь сделать вид, что виконт значит для нее не больше, чем любой другой добрый человек.

Ложь, шепнул более правдивый внутренний голос Хлои, хотя каким-то образом она заставила себя сделать вид, что это правда. Десять лет назад все ее существо тянулось к угрюмому, озлобленному Люку, лорду Фарензе. И хотя в свои семнадцать она мало чем отличалась от сердитого упрямого ребенка, маленькая дочка заставила ее быстро повзрослеть и понять, что она не может всегда получать то, что хочет, и должна вести себя достойно.

Хлоя вздохнула, вспомнив, что даже сегодня ощутила знакомый прилив жара, как в тот день, когда она впервые увидела виконта. Но нет, это уже неважно. То, что она чувствует, ничего не меняет. Ей оставалось только не попадаться ему на глаза в ближайшие несколько дней и подавить своенравные желания, оставшиеся от того безумного времени, а потом она навсегда освободится от него.

И все же дьявольская внутренняя усталость не покидала ее, угрожая вернуть Хлою к запретным мечтам, если она хоть на миг потеряет контроль над собой. И прежде всего к старым фантазиям о том, какой стала бы Хлоя, если бы жизнь была устроена справедливо. Ей виделась прелестная обольстительная молодая леди, которая могла завоевать страстное поклонение угрюмого лорда Фарензе, и они, танцуя, отправлялись прямиком в розовое будущее. А он? Она представляла, каким невероятно нежным становилось его лицо, когда он говорил ей, как отчаянно стремится к ней каждой частицей своего существа, и его циничная оболочка таяла, словно мираж.

Хлоя в ужасе подняла опущенную голову, покрепче взяла пустую чайную чашку, которая едва не выскользнула из ее ослабевшей руки, и вздрогнула. О господи, неужели я сказала что-то из этого вслух? Но, видимо, к счастью, нет, потому что, когда она набралась храбрости, чтобы взглянуть в глаза своей новой подруги, она увидела в них только сочувствие.

– Надеюсь, вы не обидитесь на меня за то, что я скажу, миссис Уитен, но вам надо немного поспать, – посоветовала ей миссис Брэнди Браун.

Хлоя содрогнулась от мысли о тех коротких, наполненных ночными кошмарами урывках сна, которыми она довольствовалась после смерти своей любимой хозяйки.

– Миссис Браун, вы же наверняка сами знаете по опыту тех лет, когда мисс Эвелина была маленькой, насколько долго женщина может обходиться без сна, – заставила она себя сказать, чтобы не признаваться в том, какой сонм пробудившихся старых воспоминаний набрасывался на нее во сне, пока она не стала избегать своей постели, как будто в ней пророс чертополох.

– Да, бывали ночи, когда бедная малютка кричала так, словно у нее сердце разрывается, и единственное, что я могла сделать, – это не расплакаться вместе с ней, – согласилась эта сильная маленькая женщина, бросив печальный любящий взгляд на девушку, которая выглядела теперь такой спокойной и уравновешенной, что в это трудно было поверить.

– Я прекрасно понимаю, о чем вы говорите, – сказала Хлоя, вспоминая собственные старания успокоить неугомонного ребенка, каким становилась Верити, когда у нее резались зубки, или она болела, или просто капризничала.