Холодные шесть тысяч - страница 3

Мур подмигнул:

— Сегодня вечером мы знатно повеселимся.

Вестибюль отеля был роскошный. Ковер на полу — необычайно густой. Аж каблуки ботинок в нем утопали.

Люди подбегали к окнам, показывали пальцами — смотрите, смотрите, вот тут проезжал президентский кортеж. Джей-Эф-Кей проезжал прямо под окнами. Джей-Эф-Кей махал рукой. Джей-Эф-Кея пристрелили со-о-овсем близко отсюда.

Люди разговаривали. Незнакомцы запросто разговаривали с незнакомцами. Мужчины в ковбойских костюмах. Женщины, одетые а-ля Джеки.

Вновь прибывшие осаждали стойку портье. Мур сымпровизировал и повел Уэйна в бар. В баре яблоку было негде упасть.

На столике стоял телевизор. Бармен то и дело прибавлял звук. Мур двинулся к телефонной будке. Уэйн уставился на экран.

Картинка запрыгала и устаканилась. Потом пошли звуковые помехи. Копы. Тощий тип. Слова «Освальд»[5], «оружие», «симпатии к красным».

Какой-то человек размахивал винтовкой. Сновали репортеры. Камера отъехала дальше. Вот он, тот тип. Напуганный и побитый.

Было шумно. И накурено — топор вешай. У Уэйна подкосились ноги. Какой-то мужик сказал тост: «За то, чтобы Освальда…»

Уэйн прислонился к стене. Его толкнула локтем какая-то женщина — мокрое от слез лицо в потеках туши для ресниц.

Уэйн прошел к телефонной будке. Мур держал дверь приоткрытой.

Он говорил: «Гай, послушай».

Он говорил: «Вытираю тут сопли мальчишке — пустячное дело об экстрадиции».

Слово «пустячное» вывело Уэйна из себя. Он дал Муру под дых. Мур пошатнулся. Штанины его брюк задрались. Черт — за голенища ботинок засунуты ножи. А в носке спрятан кастет.

Уэйн сказал: «Уэнделл Дерфи — ты о нем не забыл?»

Мура точно загипнотизировало. Мур уставился в телевизор. Уэйн проследил за его взглядом и увидел на экране фотографию. И прочел подпись: «Убит офицер Джей-Ди Типпит».

Мур неотрывно смотрел на экран. Мур задрожал. Мур затрясся.

Уэйн сказал: «Уэнделл Дер…»

Мур отпихнул его и выбежал вон.

Совет управляющих снял для него о-о-очень большой номер. Коридорный рассказал, что Джей-Эф-Кей частенько останавливался в этом номере и трахал тут женщин. Ава Гарднер[6] делала ему минет на террасе.

Две гостиные. Две спальни. Три телевизора. Откатные фонды. Шесть штук наличными. «Убей нам негритенка».

Уэйн прошелся по номеру. История живет. Джей-Эф-Кей любил далласских птичек.

Он включил все телевизоры. Три разных канала. Три разных ракурса. И потихоньку начал вникать в произошедшее.

Тощий тип звался Ли Харви Освальдом. Тощий тип пристрелил Джей-Эф-Кея и Типпита. Типпит был сотрудником далласского полицейского управления. В полиции все друг друга знают. Мур, скорее всего, был знаком с ним лично.

Освальд сочувствовал коммунистам и любил Фиделя. Он работал в типографии, выпускавшей учебники. Он пристрелил президента в обеденный перерыв.

Сотрудники далласского полицейского управления его сцапали. В управе народ кишмя кишел: копы, репортеры, операторы с телекамерами.

Уэйн плюхнулся на кушетку. Закрыл глаза — и увидел Уэнделла Дерфи. Открыл глаза — и увидел Ли Освальда.

Он выключил звук и уставился на фотографии, которые хранились в его бумажнике.

Вот его мать — она сейчас в городишке Перу, штат Индиана.

Она ушла от Уэйна-старшего в конце сорок седьмого. Уэйн-старший побивал ее. Иногда доходило до переломов. Она спросила Уэйна, кого он больше любит. Тот ответил: «Папу». Она его шлепнула — а потом заплакала и попросила прощения.

Он не простил ей шлепка, уехал жить к Уэйну-старшему. И только в мае пятьдесят четвертого — собираясь в армию — позвонил матери. Она сказала: «Постарайся не участвовать в глупых войнах. Не стоит ненавидеть так, как Уэйн-старший». Он прекратил всякое с ней общение. Совсем, окончательно, раз и навсегда.

А вот его мачеха.

Уэйн-старший бросил маму Уэйна и стал обхаживать Дженис. Уэйну тогда было тринадцать. Он был сексуально озабочен, и Дженис ему понравилась.

При Дженис Льюкенс-Тедроу комнаты ходили хо дуном. Она играла в беззаботную супругу. Она здорово играла в гольф. Она мастерски играла в теннис.

Уэйн-старший опасался ее «огонька». Она наблюдала, как рос и взрослел Уэйн. Она тоже была неравнодушна. Она оставляла двери открытыми — провоцировала его. Уэйн-старший об этом знал. Ему было плевать.