Холоп августейшего демократа - страница 16

стр.

— Вот это я влип, — подумал Енох, робко шагая к властному крыльцу и застенчиво помахивая тощим портфельцем, — сюда надо было везти не вычурные обеъвровские сувениры и импорт­ные шоколадки, а контейнер хорошенького секондхэнда. Ладно, первый раз в первый класс, дальше исправимся.

Неимоверное количество подношений с поразительной ско­ростью растаскивалось по чиновным кабинетам, волоклись меш­ки, хлопали двери. Енох приметил одного из коллег, только что вышедшего из кабинета и улыбнувшегося ему навстречу рас­косыми глазами. Вздохнув с явным облегчением, человек вытер взмокший лоб несвежим платком. Ответив на приветствие, Енох не спеша поднялся на третий этаж и свернул к кабинету генерала Склися, единственного пока знакомого ему здесь человека. Но не тут-то было, у искомого кабинета толпилась целая очередь. Чи­новный люд, рассовав крупногабаритные презенты по мелким, но очень нужным клеркам, спешил засвидетельствовать свою лояльность не только уполномоченному Третьего спецотделения тайной канцелярии Его Величества, коим являлся генерал с неудобоваримой фамилией, но и лично выразить почтение второ­му человеку окуёма, а в его лице и самому Генерал-Наместнику. Судя по нервному ощупыванию левого внутреннего кармана давно потерявших форму пиджаков, это почтение, по всей види­мости, исчислялось в бумажном эквиваленте энного количества материальных ценностей.

Еноха снова покоробило. «До чего же всё примитивно! — подумал он с раздражением. — Азия-с, тебя же предупреждали.

Однако главное — не бояться! — Он, конечно, знал, что в стра­не все берут, но чтобы вот так, в открытую! А чего, собственно, стесняться? Эта часть федеральной империи и в былые време­на считалась в столице колонией, соответственно и нравы здесь были колониальные. Да и теперь остались. — Ну, гляди, ты себя уже и до колониального чиновника довёл. Да и чёрт бы с ней, с колонией, мне бы заполучить крест на шею, галун гражданского генерала на виц-мундир, а главное — титул к фамилии. Вот тогда баста! Тогда можно назад, в родную Объевру, жить спокойной размеренной жизнью, мучиться ностальгией по дикой родине и пописывать мемуары».

— Вы, господин, извините, не знаю вашего имени и отчества, на аудиенцию стоите или так себе? — тронув Еноха за рукав, спро­сил невысокого роста господин в больших роговых очках, странном, в серую ёлочку, костюме из толстой шерстяной ткани, сбившемся набок рябом галстуке и жёлтой рубахе с засаленным воротом.

— Да я, пожалуй, как и все.

— Ну вот и хорошо, ну вот и хорошо. А что-то я вас рань­ше в этих стенах и не встречал? Ах, извините за бестактность! Позвольте представиться: действительный тайный инспектор, наместник Генерал-Наместника по Тюмокскому уделу Иванов Юнус Маодзедунович, — он лихо мотнул головой и после не­большой паузы добавил тихо: — Дворянин-с.

Народ вокруг приумолк. Все с любопытством следили за развитием событий, с интересом приглядываясь к крупному, эле­гантно одетому господину с холёной наружностью, невесть от­куда и с какой-то целью пожаловавшему в их пенаты.

— Наместник Генерал-Наместника по Чулымскому уделу Енох Минович Понт-Колотийский к вашим услугам, господа! — громко и внятно произнёс Енох, с достоинством чуть склонив голову и обводя взглядом стоящих вокруг людей.

— Коллега! — всплеснул руками Юнус Маодзедунович и полез было с объятиями, но, столкнувшись с вежливо-холодным взглядом визави, ограничился пожатием протянутой ему руки. — Ну и как, собака-то выть начала? Уже вторые сутки полной луны.

— А что с ней станется? — с ленцой отозвался Енох. — Воет, бестия.

Последнее замечание сразу явно разрядило обстановку, и по­сле минутного замешательства начался присущий таким случа­ям лёгкий галдёж. К Еноху потянулись руки, каждый спешил на­звать свою фамилию, удел, звание, произнести одну-две ничего не значащие фразы, непременно пригласить в гости и пожелать удачи на новом месте. Одним словом, разгадав его личность, на­род вздохнул с облегчением, и теперь раскованно знакомился с равным себе по положению.

«Из всей этой шатии только один граф, один барон и три хана, — отметил про себя Енох, — не густо, но на безрыбье и рак за щуку сойдёт».