Хомуня - страница 7

Астарта отошла к бревну и начала раздеваться. Сначала сбросила с себя плащ, потом разорванное на боку мокрое платье и нательную сорочку.

— Она безумна, — шепнул Хомуня купцу.

Астарта стала перед костром, медленно обеими руками откинула за плечи подсохшие волосы и, прекрасная, как Афродита — ее статуи когда-то так поразили Хомуню, — осторожно ступая босыми ногами, снова подошла к Омару Тайфуру.

— Посмотри на меня, мой любимый Санерг. Потрогай — и ты убедишься, что грудь моя не менее упруга, чем прежде. Что же ты медлишь, прикоснись.

Астарта взяла руки Тайфура и приложила их к своим грудям.

— Ты весь горишь. В твоих ладонях столько тепла, что я уже совсем согрелась, — сказала она. — Только не отпускай меня, Санерг. Проведи руками по животу. Вот так. И по бедрам.

Астарта вдруг нахмурилась, отступила от Тайфура и приблизилась к Хомуне. Долго стояла молча, затем подняла руки и погладила ему бороду.

— Сколько сострадания я вижу в твоих глазах, старик. У тебя доброе сердце. Скажи, оно так же страдает, как и мое? И болит так же?

Хомуня не ответил. Он подумал о том, что все его страдания ничего не значат по сравнению с теми бедами, которые, по всему видать, пришлось пережить этой душевнобольной женщине, назвавшей себя Астартой. Даже то малое, что можно было понять из ее бессвязной речи, ни в какое сравнение не шло с его, Хомуни, собственными испытаниями. И разве можно физические боли мужчины сравнить с душевными муками матери?

Женщина как-то сразу потеряла интерес к Хомуне, не дождавшись его ответа, снова подошла к Омару Тайфуру.

— Посмотри, Санерг, как больно было моему сердцу. — Астарта повернулась ближе к свету, подняла рукой левую грудь — и все увидели рваные рубцы. — Я вытащила отсюда стрелу. А тебя спасти не могла.

— А-а-а-а! — завопил Валсамон. Увидев шрам на груди женщины, он снова вспомнил скелет из коморы княжеского дворца. — Нечистая сила!

Валсамон крестился, читал молитву, а женщина удивленно на него смотрела.

— А где же мой мальчик, что же это я? Он же не умеет плавать. Мне надо в море, а волны сегодня особенно высокие. Я боюсь за своего мальчика! — громко застонала она и бросилась к выходу.

— Куда же ты, Астарта, вернись! — кинулся следом Хомуня. — Пропадешь!

Хомуня выскочил из церкви — женщины уже не было.

Дождь перестал. На небе сияли яркие звезды. Луна, взобравшись на княжеский дворец, готова была покатиться по крыше. Ветер утих.

Постояв немного, Хомуня повернул в церковь. Но не успел сделать и двух шагов, как почти рядом, в траве, услышал слабый стон Астарты. Хомуня подхватил мокрое от дождя холодное тело и понес в церковь.

Омар Тайфур расстелил у костра плащ Астарты, и Хомуня осторожно опустил на него потерявшую сознание женщину. Валсамон подбросил в костер хворосту. Пламя разгорелось сильнее. Астарта открыла глаза, но взгляд ее был уже не живым, потухшим. Хомуня хотел подложить ей под голову валявшийся рядом мешок Валсамона, но, едва прикоснулся к Астарте — почувствовал, как мелкая дрожь пробежала по ее телу. Астарта приоткрыла рот, судорожно, со стоном вдохнула воздух и тотчас затихла. Она умерла.

Хомуня перекрестился, прикрыл обнаженное тело мокрым платьем, взглянул на Тайфура. Купец стоял, уронив на грудь голову, и беззвучно, одними губами, читал молитву.

Возвратились в табор поздней ночью. Аристин не спал, ждал Омара Тайфура и не давал погаснуть костру. Каменная статуя древней богини Астарты, подсвеченная красноватыми всполохами, смотрела на Санерга и дальше, в степь, в бездонное звездное небо.

Утром Омар Тайфур долго не выходил из шатра. Хомуня успел подогреть воду — купец имел привычку и в жаркие дни умываться только теплой, — приготовить ему завтрак, но Тайфур не спешил вставать. Хомуне, сидевшему подле шатра, с противоположной стороны от входа, где еще держалась неширокая полоса тени, слышно было, как Омар Тайфур поминутно ворочается в постели и горестно вздыхает. Хомуня предполагал, что купец так тяжело переживает встречу с Астартой, ее неожиданную смерть. Но это было не совсем так. Хотя все, что произошло с Астартой, не оставило Тайфура равнодушным, расстроился он не столько из-за ее смерти, сколько из-за того, что мужа этой женщины убили собственные рабы. Тайфур боялся, что здесь, вдали от городов и селений, его невольникам тоже несложно будет расправиться со своим хозяином.