Хорнблауэр и вдова Мак-Кул - страница 6

стр.

—  Так точно, сэр.

—  Вот видишь,   сынок, теперь  и тебе  все понятно.   Делай,   что  хочешь.   Можешь   влить  ему в   глотку бочку рома, чтобы он ничего не соображал. Но помни одно:   если   он   заговорит...   —   мне   будет   жаль   тебя, сынок.

— Так точно, сэр.

Пейн последовал за Хорнблоуэром, когда тот вышел из каюты.

—  Можно забить ему рот паклей,  — посоветовал он.  — Со связанными за спиной руками он никак не сможет от нее избавиться.

—  Да, конечно,  — ответил Хорнблоуэр, внутренне холодея от одной мысли о подобной процедуре.

—  Я   нашел   ему   католического   священника,   — продолжал Пейн,  — но он тоже ирландец и вряд ли захочет или сумеет убедить Мак-Кула молчать.

—  Да, конечно, — повторил Хорнблоуэр.

—  Мак-Кул чертовски хитер. Жаль, что он успел выбросить за борт все улики, прежде чем мы его зацапали.

—  А что он намеревался предпринять?

—  Высадиться в Ирландии и заварить там новую кашу. Нам крупно повезло, что удалось его перехватить. Не будь он дезертиром, нам даже не в чем было бы его обвинить.

—  Понятно, — сказал Хорнблоуэр.

—  И не вздумайте накачивать его ромом, — сказал Пейн, — хотя Синий Билли советовал вам поступить именно так. У этих ирландцев луженые глотки и бездонные желудки,  А в пьяном виде они еще красноречивей,   чем   в   трезвом.   Прислушайтесь   лучше   к моему совету.

—  Благодарю вас, сэр,  — сказал Хорнблоуэр, с трудом скрывая пробежавшую по телу дрожь.

В камеру он вошел, чувствуя себя приговоренным в не меньшей, если не в большей степени, чем Мак-Кул. Осужденный удобно устроился на соломенном матрасе, доставленном в кладовую по приказу Хорнблоуэра. Оба капрала сидели по углам и не сводили с него глаз.

— Авот и мои ангел-хранитель! —  приветствовал Мак-Кул появление Хорнблоуэра с притворной веселостью, которая, однако, вполне могла бы обмануть менее внимательного наблюдателя.

Хорнблоуэр решил сразу взять быка за рога.

—  Завтра... — начал он.

—  Что — завтра? — тут же спросил Мак-Кул.

—  Завтра   вы   не   должны   произносить   никаких речей, — твердо сказал Хорнблоуэр.

—  Никаких! Я что же, не имею даже права попрощаться перед смертью с земляками?

—  Вот именно.

—  Вы собираетесь лишить приговоренного его законной привилегии?

—  Я получил приказ, — сказал Хорнблоуэр.

—  И вы намерены выполнить его любой ценой?

— Да.

—  Могу я поинтересоваться,  каким образом?  — вкрадчиво спросил Мак-Кул.

—  Я   могу  затолкать  вам  в  рот  моток  пакли,   — грубо, но откровенно ответил Хорнблоуэр.

Мак-Кул бросил взгляд на его побледневшее, но решительное лицо.

—  Для палача им следовало бы выбрать более подходящего человека,   —   сказал  он  и тут же  добавил, словно в голову ему пришла свежая мысль:  — А что вы скажете, если я добровольно избавлю вас от хлопот?

—  Каким образом?

—  Я  мог  бы  дать  вам  честное  слово,   что  буду молчать.

Хорнблоуэр попытался скрыть охватившие его сомнения относительно того, можно ли доверять честному слову мятежника и изменника, но это ему, видимо, удалось плохо, потому что Мак-Кул заговорил снова, и на этот раз в голосе его отчетливо прозвучали нотки раздражения и обиды.

—  О, я прекрасно понимаю, что ни один здравомыслящий человек  не поверит теперь честному слову Мак-Кула, поэтому я предлагаю вам сделку. Вы вольны не выполнить вашу часть сделки, если я не выполню предварительно свою.

—  Сделка?

—  Совершенно   верно.   Я   прошу   немногого.   Позвольте  мне  написать  письмо  моей  вдове   и   обещайте отослать   это   письмо  и   мой   сундук   бедной   женщине. Вы  сами  видели,   что  в  сундуке  нет  ничего  ценного или запрещенного, а ей он будет напоминать обо мне. А я  обещаю не произнести  ни  единого  слова вплоть до...  до...  —  тут даже  крепкие  нервы  Мак-Кула не выдержали, и голос его сорвался; после короткой паузы он снова заговорил обычным тоном:  — Я достаточно ясно высказал свое предложение?

—  Ну... — неуверенно начал Хорнблоуэр.

—  Вы  можете прочитать  письмо,   —   перебил его Мак-Кул.  —  И вы были свидетелем весьма скрупулезного  обыска,   которому  тот  вежливый  джентльмен подверг мой сундук и мою скромную персону. Вы можете смело отправить все мои вещи в Дублин, не сомневаясь   ни   в   чем.   Если   желаете,   можете   еще   раз лично убедиться, что там нет ничего,  что называется «запрещенным».