Хорошие солдаты - страница 6
Был ли готов этот семнадцатилетний?
И был ли, если уж на то пошло, готов Гитц, который побывал в Ираке дважды, был по возрасту одним из старших в батальоне и знал про «темные углы» больше, чем кто-либо другой?
Был ли готов Джей Каджимат, о котором его мать десять недель спустя скажет репортеру местной газеты, что он был «сердечным мальчиком»?
Без разницы. Так или иначе, они отправлялись.
Паковали боеприпасы, фотоснимки, комплекты первой помощи, сладости. Отпущенные в город погулять последний разок, иные здорово напились, несколько человек сходили в самоволку к подружкам, и как минимум один женился. За пять дней до отбытия Козларич держал в руках список солдат, которые не смогут поехать. Семеро нуждались в той или иной врачебной помощи. Двое скоро должны были стать отцами. У одного маленький ребенок был в интенсивной терапии. Двое сидели в тюрьме. Девять человек по разным причинам были, как выразился Козларич, «в психологическом плане не способны делать то, что необходимо». Но большинству очень даже хотелось делать то, что необходимо, солдаты говорили об этом уверенно и не скрывали нетерпения. «Это решающий момент всей драки, — сказал один солдат, притопывая ногой, покачивая головой, чуть ли не вибрируя. — Шанс ее выиграть».
Четыре дня до отъезда:
Козларич собрал батальон на плацу за штабом, чтобы объяснить, где в Багдаде они будут базироваться. Выпал снег, было холодно, солнце садилось; он сказал, что скоро они окажутся поблизости от Садр-Сити — печально известного багдадского трущобного района, рассадника боевиков. Окружавшие его солдаты придвинулись ближе, чтобы лучше слышать, и, когда он, повысив голос, произнес слова «миленький такой дерьмовый поганый райончик», они отразились эхом от льда и окружающих зданий, еще больше усиливая ощущение холода.
— Это не игра, ребята, — сказал он. — Вы много чего насмотритесь за этот год. Увидите жуткие вещи. Увидите то, что будет вам непонятно… Пришло время взять в Ираке свое, и мы свое возьмем, но сделаем это дисциплинированно, как делаем всё и всегда… Я на все сто уверен в ваших возможностях, на все сто… И наконец вот что: этот уик-энд у вас последний, всем это ясно? Поэтому звоните родителям, любите своих близких, сосредоточьтесь на них на этот уик-энд. Самое позднее с вечера вторника, когда вы сядете в самолет и он поднимется в воздух, вы будете сосредоточены на одном — на победе в войне, которую ведет наша страна.
Пауза — она продлилась ровно столько, чтобы слово «страна» перестало раскатываться эхом; затем — одобрительные крики солдат, долгие, громкие, во весь голос, после чего все двинулись в помещение, наполняя его зимним запахом парней, пришедших со снежного воздуха.
Один день до отъезда:
В доме Козларича дети бегали с купленными в последний уик-энд мягкими игрушками. Каждое из животных было снабжено запоминающим устройством, и отец записал там короткие сообщения, чтобы дети весь год, играя, слушали его голос: «Привет, Джейкоб. Я люблю тебя». «Привет, Гаррет. Я очень-очень тебя люблю». «Я люблю тебя, Аллигатор». Уменьшительное имя Алли принадлежало семилетней Александре Тейлор Козларич, которую назвали так потому, что инициалы АТК ассоциировались у отца со словом «атака». Старшая из троих, она была, кроме того, наиболее чутка к происходящему. «Я не хочу, чтобы ты уезжал», — сказала она в какой-то момент, а когда отец пообещал ей: «Со мной ничего не случится, а если даже и случится, с тобой так и так все будет в порядке, потому что я так и так буду за тобой приглядывать», она сказала ему на это: «Тогда я убью себя, чтобы мы были вместе». Она забралась к нему на колени, а между тем пятилетний Джейкоб и трехлетний Гаррет, еще не доросшие до таких переживаний, продолжали бегать по дому и колошматить друг друга своими мягкими игрушками. Что касается Стефани — у нее внутри шла своя война, война с картинками, которые лезли в голову. «Серость. Унылость. Жить там очень тяжело» — вот как ей виделось место, куда должен был отправиться муж. Она отслужила свое в армии после окончания Уэст-Пойнта и знала, как ограждать себя от излишней сентиментальности, но в голове возникла новая картинка: свежий труп солдата. Между тем Козларич, глядя на семью и немножко поддаваясь пресловутой сентиментальности, говорил: