Хороший немец - страница 59
— И они тебе верят.
Дэнни пожал плечами:
— Понимаешь, они не проститутки. Прекрасные девчонки, некоторые временно подрабатывают. Они просто пытаются выжить. Им нужно дать надежду.
— А что ты говоришь мальчикам?
— Это побочный бизнес, — ответил Дэнни. И, снова смутившись, провел рукой по зализанным волосам. — Всякое разное.
— Они действительно были в Гитлерюгенде?
— Конечно, Виктор, во всяком случае. Это брат Ильзы.
— Ну и семейка.
— Знаешь, я думаю, он был таким. Про остальных не знаю. Сначала шли на это не очень охотно. Но рады деньгам. Да и кто узнает? Находит их Виктор, это его друзья. Я же говорю, это так — побочный бизнес. О, посмотри на этого. Хорош. Вылитый Бенни Гудмен.[54]
Он показал на оркестровую площадку, где, облизывая язычок инструмента, поднялся кларнетист в ожидании соло. И действительно заиграл Гудмена — «Воспоминания о тебе», первые печальные ноты, пьянящие плавные звуки. Еще один отзвук родины — музыка была так неожиданно прекрасна, что звучала неким упреком в прокуренном зале. Пары на танцплощадке, зачарованные игрой кларнетиста, перестали подскакивать и, еще ближе прижавшись друг к другу, принялись покачиваться. Кларнетист, тоже покачиваясь, закрыл глаза, стараясь забыть о развеселом, гадком зале, и унестись с мелодией куда-то вдаль.
«Кажется, все навевает…» Музыка любви, не о веселых временах и спешных обжиманиях, — песня для девушек, ищущих любви. Джейк наблюдал за ними, танцующими как во сне, с надеждой положив головки на плечи военных. Сидящие за столиками притихли, делая вид, что слушают солиста, но в действительности их уносило туда, в тот мир, который они знали до «Ронни». Сентиментальные ноты вернули их туда настолько реально, что, казалось, этого мира можно коснуться. «…воспоминания о тебе». Даже здесь. Вон платье Лины, того же темно-синего цвета, ее выходное платье. Он вспомнил, как она проводила рукой сзади, когда вставала. Быстро касалась платья, чтобы разгладить морщинки. Платье прилегало к телу и колыхалось с ним. Спереди была сверкающая вставка, расходящаяся крошечными лучиками ярких блесток вверх к плечу. Но шерстяное, слишком теплое для летнего вечера в битком забитом зале, и у этой девушки на платье, довольно тесном для нее, между лопатками расплылось большое мокрое пятно. Белокурые волосы пышно взбиты на голове, как у Бетти Грэйбл.[55] А цвет тот же — темно-синий.
Когда в конце соло вступил оркестр, за столиками послышалось беспокойное шевеление — все с облегчением стряхивали чары и возвращались к обычной музыке.
— Что я тебе говорил? — сказал Дэнни, сверкнув глазами. Но Джейк продолжал следить за платьем с влажным пятном, прикрытым теперь рукой американского солдата. Фрагебоген. Доски с объявлениями. Почему не здесь, на танцах в «Ронни»? Но талия слишком толстая, выпирает над пояском.
Гюнтер уверенно шел через зал, обходя танцующих. Внезапно у двери раздались крики. Ввалившаяся толпа искала столики. «Воспоминания о тебе» уплыли прочь.
— Гюнтер, старый содомит, — сказал Дэнни, вставая в знак уважения. — Садись. — И выдвинул стул. Гюнтер сел и налил себе.
— Познакомились с генералом? — спросил Джейк, кивнув в сторону Сикорского.
— Я его знаю. Полезный иногда источник.
— Но не в этот раз, — сказал Джейк, изучая его лицо.
— Пока нет. — Гюнтер пропустил стаканчик и откинулся на стуле. — Ну что, хорошо поговорили?
— Дэнни рассказал мне о своей недвижимости. Он — домовладелец.
— Да. Кино за парашютный шелк, — сказал Гюнтер, покачивая весело головой.
— Спокойно, — сказал Дэнни. — Не надо школьных баек.
Гюнтер, проигнорировав его слова, поднял стакан.
— Ты оденешь половину женщин в Берлине. Хорошо придумал. Парашюты.
— Непревзойденные по качеству, — сказал Дэнни.
Но шелк пока не дошел до танцплощадки — только лишь дешевый ситец по карточкам прошедшей войны. Платье Лины ушло с танцплощадки и затерялось где-то между столиками. Оркестр заиграл «Чикаго» в джазовой обработке.
— Фактическое донесение у вас с собой? — спросил Гюнтер.
Джейк достал тонкие листки из нагрудного кармана и стал наблюдать, как Гюнтер, делая небольшие глотки, читает его.