Хороший парень - страница 9

Пожалуй, Яшке надо было ответить, что автобус будет через тридцать минут и что ждать его не имеет смысла. По правде говоря, Надя была уверена, что он это скажет. Ей даже хотелось, чтобы Яшка снова предложил идти пешком. Она хотела этого, хотя и знала, что стоит ему заговорить, как она из упрямства снова откажется от прогулки. Но Яшка молчал.

Он молчал неспроста. Прислонившись к стволу старого дуплистого каштана, на котором виднелась цементная заплата, он с изумлением вслушивался в то, что творилось в эту минуту у него на душе, — в эти неуловимо быстро чередующиеся ощущения лёгкости, радости, удивления, тревоги, грусти и снова — грусти, тревоги, удивления и радости, создавшие вместе одно цельное ощущение чего-то огромного и неизведанного. Он ещё не знал, что люди имеют обыкновение называть это чувство счастьем.

— Четверть двенадцатого — глухо произнесла Надя и снова замолчала.

Яшка вздрогнул и очнулся. Закурил и, истолковав Надино молчание по-своему (она томится, спешит!), сказал, что ничего, ждать уже недолго осталось и скоро автобус подойдёт.

Он говорил совсем не то, что думал. Он уже жалел о том, что сказал Наде, будто всегда возвращается с работы пешком. И зачем ему понадобилось сказать это? Он мог бы поехать вместе с Надей, проводить её до самого дома (кстати, он узнал бы тогда, где она живёт), а теперь она уедет одна на последнем автобусе и он должен будет тащиться через весь город пешком.

Надя держала чемоданчик обеими руками впереди себя и рисовала что-то носком туфли на земле. Яшка тоже молчал и курил. Ничего не сказал он и тогда, когда подошёл автобус. Надя вошла в него, дверца захлопнулась, и Яшка отпрянул.

Он остался один. Было тоскливо и грустно. Но это была совсем другая тоска, лёгкая, почти невесомая, какой он не знал раньше. Она не отпускала его, и Яшка ещё долго бродил по городу, по его пустым и гулким улицам, шёл без цели, наугад, целиком находясь во власти этого незнакомого чувства.

И у Нади появилось множество вопросов, на которые она не могла ответить.

Ещё в автобусе, расставшись с Яшкой, она почувствовала, что к сердцу невесть почему прихлынула грусть. Но тогда, в этом полупустом фыркающем автобусе, Надя ещё ни о чём не спрашивала себя. Автобус шёл по каким-то улицам, в него входили и из него выходили люди, а Надя сидела у открытого окна, и тихая, ласковая усталость убаюкивала её. Зато позже, очутившись дома, в тесной проходной комнатушке с добела выскобленными половицами, с выцветшими обоями, фикусом на подоконнике и с пухло взбитыми подушками на деревянной кровати, она невольно задумалась.

О чём?

В самом деле, ведь ничего, решительно ничего не произошло. Был день как день.

Обычный, солнечный. Надя заехала за директором Дынником, потом привезла его на завод, потом возила в горком и ещё куда-то, а потом — домой. Дынник сказал ей, что собирается в длительную поездку, и вечером она решила кое-что подрегулировать в машине. Увидев, что одной ей не справиться, позвала на помощь Касаткина. А Касаткин, в свою очередь, позвал Яшку.

И всё Но оказывается, что это не всё. И причина тому — Яшка.

Наде Яшка не нравился. Даже больше того — порой он раздражал её. Он был красив, самоуверен, и Надя думала, что он наверняка окажется пустым и взбалмошным парнем.

И вдруг сегодня, присмотревшись к Яшке поближе, она неожиданно открыла в нём такие качества, о которых раньше не подозревала. Надо было отдать ему должное: работать Яшка любил и умел; он был бескорыстен и добр. А ко всему ещё он был остроумен.

Врождённое чувство справедливости заставило Надю отметить и это.

Так почему же ей всё-таки кажется, что сегодня, именно сегодня, что-то случилось? Вздор! Просто она придаёт значение пустякам. Но тогда почему ей так грустно? И зачем ей хотелось сделать Яшке больно? И отчего она противоречила ему во всём? Из упрямства? Вряд ли Если это было только упрямство, то почему она думает об этом сейчас и жалеет, что отказалась идти с Яшкой пешком? Нет, что-то не то Кто знает, что руководило ею сегодня!

И Надя с удивлением думала об этом за столом, когда мать принесла ей из кухни пахнущий дымом суп («Никогда не знаю, когда ты придёшь, Надюша; я его раз пять подогревала»), и думала об этом позже, когда не могла понять, о чём говорилось в книге, которая лежала перед нею. В кухне мать гремела тарелками, сестрёнка спала, уткнувшись носом в кулачок, а Надя сидела, положив руки на стол, и думала. Всё, что делалось сегодня с нею, было очень странно.