Хороший сын - страница 9

стр.

— После службы пойдешь со мной к священнику, — заявляет Ма, да громко, чтобы все слышали.

— И я пойду к причастию, миссис Доннелли, — просит Мартун ангельским голоском, сложив ладони в молитве и склонив голову на бок — ну чистая статуя Пражского Младенчика.

— Микки, — шепчет Мартун, стоя следом за мной в очереди.

Я подношу ладони клипу, будто в молитве, и шепчу в них:

— Чего?

— У тебя мама больная на голову.

— Знаю. Так что ты поаккуратнее. Она и тебя выдерет, если не перестанешь, — говорю.

— Тело Господне, — произносит новый священник.

— Аминь. — Я высовываю язык, а он кладет на него белый жесткий, как картон, кружочек, который тут же прилипает к нёбу. К нам в школу приходили монашки, проводили специальное занятие — как отлеплять Причастие от нёба, не трогая его руками, потому как это грех и наказание за него — Ад.

А вот и Мартина. «Эй, вы видали первую в мире красотку?» Эта жуткая песенка звучит у меня в ушах. Два херувимчика слетают со стрельчатых витражных окон, трубят и кружат у нее над головой.

Мартина… У нее длинные светлые волосы, а всем известно, что самое крутое в девчонке — именно длинные светлые волосы.

Мартина… у нее есть гараж. Как ей повезло!

Мартина… она как Фэрра Фосетт, только без буферов. Прости, Господи. Дважды. А еще она актриса, как и Фэрра. Прошлым летом ставила спектакли у себя в гараже. Все по ним с ума сходили. Мне ужасно хочется когда-нибудь сыграть в настоящем спектакле у нее в гараже.

Она мне улыбнулась. Не может быть. Или может? Разве что стала на минутку Стиви Уандером. Нет, это она, наверное, Пердуну улыбается.

Я отодвигаюсь, пропускаю Пердуна. Щиплю его за ляжку с внутренней стороны. Он взвизгивает, как Киллер, и валится на скамью. Ма наступает мне на ногу — намертво.

— Уж погоди, сынок, дай только мессе закончиться, — угрожающе шипит она.

Она распнет меня прямо на алтаре. Так я в церкви еще никогда не расходился. А все потому, что Пердун рядом. Я из-за него такое иногда вытворяю, чего бы сам в миллион лет делать не стал. Ма никогда больше не разрешит ему сидеть с нами на службе.

— Да пребудет с вами мир Господа Нашего, — шепчет новый священник.

— Ис вами тоже, — отвечают все.

— Ступайте с миром, любите ближних и служите Господу, — говорит священник.

— Господу слава.

Вот уж действительно слава Господу, что все это закончилось.

Все кидаются к выходу. Как в кино после филима. Толкаются, чтобы поскорее выйти.

— Микки, — говорит Ма голосом, идущим из глубины, — она так говорит, когда хочет наорать, но нельзя.

— Давай иди, я с ней разберусь, — шепчу я Пердуну.

— Ой, Доннелли… — втягивает он воздух сквозь зубы.

— Знаю. — Я киваю головой так, будто мне жуть как смешно, но на самом деле начинаю про себя молиться — и на сей раз по-настоящему.

Пердун прибавляет шагу, я сбавляю. Ма хватает меня за руку. Я не сопротивляюсь — пусть тянет, куда хочет. Крестимся, выходим. Свет так и слепит. Меня тащат вниз по ступенькам, по тропинке, к боковому входу в церковь. Там стоит новый священник, пожимает всем руки, улыбается от уха до уха, беседует со Святошей Джо. У миссис Монтгомери, вообразите, в садике есть грот, и там представлено явление Богоматери перед Бернадеттой в Лурде.

Не может такого быть, чтобы Ма тащила меня к священнику. Я же хороший мальчик. Это Пердун во всем виноват — из-за него я вел себя, как дурак.

— Здрасьте, святой отец, — говорит Ма и почтительно кланяется, будто перед ней сама королева. — Скажите, вы не могли бы сказать моему сынишке пару слов? Нынче на службе он вел себя просто позорно.

И смотрит на меня: я ж тебе говорила, что сделаю это!

— Миссис Доннелли, не так ли? — спрашивает он.

— Она самая, святой отец.

Ма сама не своя от счастья, что он ее помнит. Все, я пропал. Теперь, если он велит ей тыкать мне иголку в глаз, пока не запою «Славься, о Патрик Святой!», она на это спросит только: «В один глаз, святой отец, или в оба?»

— Ну, миссис Доннелли, я уверен, что не такой уж он плохой мальчик.

И подмигнул мне.

Мне пришлось себя за ногу ущипнуть, чтобы удержаться и не сказать: «Подмигиваем в воскресенье, святой отец? Ну вы даете!». Я и правда, похоже, «опупел на полчасика», как Ма это называет.