«…Хоть раз напишу тебе правду». Письма солдат вермахта из сталинградского окружения - страница 5
.
Читатель должен помнить, что немецкие письма, как и советские, подвергались цензуре. Причем это был внешний контроль, когда письмо вскрывалось, зачеркивались или вырезались фразы или выражения, нарушавшие правила цензуры. Это были специальные цензурные отделения, которые отмечали спецштемпелем проверенные письма. Внешняя цензура была барометром, который показывал душевное состояние солдат. В некоторых письмах солдаты упоминают об этой цензуре.
К внутренней цензуре (самоцензура) относилось собственное отношение солдат к тому или иному событию на фронте и возможности об этом рассказать. Немецкие историки, посвятившие данному вопросу несколько исследований, выделяют следующие условия, которые влияли на солдата: принадлежность к той или иной языковой или диалектной группе, собственные представления о мире, религиозное сознание, идеологические стереотипы, тормозившие осознание полученного опыта, сортировавшие его, принадлежность к политическим институтам (государству, союзам, партиям, церкви и т. д.), к определенному поколению, социальному слою>{24}.
Практически в каждом третьем письме из проанализированной нами почты немецких солдат и офицеров сообщается о противнике или гражданском населении. Обозначаются они как «русский»/«русские». Гораздо реже — «Иван», «враг», «злой враг», еще реже встречаются пропагандистские стереотипы: «большевики», «красные», «советские». Очень редко: «собаки», «негодяи», «косоглазые».
Война воспринималась и отображалась по-разному: одно видение было у солдата — стрелка танка на Восточном фронте и совершенно иное у связиста или повара в интендантской роте. На войне не только сражаются, но и меняют место дислокации, беседуют по вечерам, охраняют тыловые коммуникации, бездельничают, пьют хорошее французское вино (офицеры). Как раз об этих буднях идет повествование, причем на первом этапе это, как правило, позитивные, с юмором описания фронтового быта. Об опасности, тяготах, отваге нет упоминаний, они воспринимаются как необходимая работа, долг, который нужно быстро выполнить и вернуться к домашним заботам.
Цитата из письма: «Теперь наступила передышка — что бывает весьма редко, я решил написать, несмотря на то что сижу в щели, а недалеко от меня сидит русский, которого я уже изучил в совершенстве (выделено мною. — Н. В.). Теперь он успокоился… Пишу после перерыва, так как я увлекся письмом и неосторожно высунулся, а русский воспользовался этим и открыл огонь. Теперь опять спокойно»>{25}.
В ходе наступления вермахта летом 1942 г. преобладали описания природы, встреч с жителями русских деревень, подчеркивалась нищета, бедность территорий, через которые двигались хорошо экипированные немецкие моторизованные части. Все мечтают об отпуске (и получают отпуска), делают фотографии и на отдыхе оформляют альбомы: «Ты получила 84 мои фотографии?». Строят планы: «Рождество 1942-го мы отпразднуем в Сталинграде» (письмо от 20 ноября 1942 г.)>{26}.
Настроения в представленных в настоящем издании письмах имеют четко выраженные временные рамки. Если до ноября 1942 г. послания немецких солдат из Сталинграда мало отличались от писем с других участков фронта, то с началом советского контрнаступления содержание корреспонденции существенно меняется — от бравурных или успокаивающих до трезвых и критических. В письмах появляется более разумная оценка положения: «Война — это не только наши победы, у нее есть много других сторон. Здесь разыгрываются настоящие трагедии, а мы, их виновники, ни о чем не думаем и делаем то, что приказано… Русские — хорошие солдаты, хотя у них ничего нет, только пехота и танки», — пишет 28 июля 1942 г. с Восточного фронта солдат Генрих Линднер>{27}.
Очень часто встречается характеристика русских как неожиданно сильного противника: «Со вшами, как с русскими, — одну убьешь — десять новых появляется»>{28}; «Собаки, они сражаются, как львы»>{29}. Когда положение на фронте становится все серьезнее, появляется трезвая оценка противника: как воюют советские солдаты, каковы их техника, вооружение, обмундирование. Встречаем выражения «русский — храбрый», «он ожесточенно защищается», «русские танки разъезжают по нашим позициям»; «русские летчики очень дерзкие». Немецкий солдат еще не видит врага в лицо, не сталкивается с ним в рукопашном бою, но то, что противник силен, оценивает и отмечает в своем письме даже водитель машины, подвозящий еду на передовую линию