Хозяева-2 - страница 21

Тем временем Марта, дождавшись, пока стихнут быстрые шаги рабыни, решительно отворила дверь, ведущую в покои первой жены Императора. Однако ей сразу же пришлось стремительно пригнуться, чтобы летящий прямо в лицо красиво расписанный, внушительных размеров цветочный горшок не врезался в лоб. Со зловещим шелестом выпущенного из пращи камня горшок, все же зацепив волосы на голове, пролетел мимо и с грохотом разбился о дверь. Спутница Яра одобрительно поцокала языком — мол, хороший бросок, так их, эти горшки, чего это они под горячую руку попадаются, сами виноваты, а потом подняла свой взгляд на метательницу садового инвентаря. В пяти шагах от нее, воинственно уперев руки в бока, гневным движением губ пытаясь сдувать падающую на левый глаз прядь непослушных, темных, как воронье крыло, волос, стояла первая жена Императора Нафрит:

— Я же сказала — пошли все вон! Вон!! Тебе что, плетей захотелось?!

Марта сделала да шага вперед и вопросительно подняла брови. Два женских взгляда: один — яростный, а другой — полупрезрительно-ироничный, немедленно столкнулись и стали ломать друг друга в бескомпромиссной схватке. Но, спустя всего лишь несколько ударов сердца, ярость в черных глазах Нафрит стала отползать, не в силах сопротивляться убийственной иронии, которую излучали один синий, как сапфир, а другой светло-коричневый, почти желтый, как топаз, глаза незнакомки. Первой жене Повелителя даже почудилось, что зрачки вошедшей к ней без разрешения женщины вдруг на мгновенье вытянулись в две вертикальные золотистые щели, и из них повеяло запредельным холодом чистой, перворожденной, совершенно нечеловеческой многовековой мудрости, которая прошептала странную фразу: «Все проходит. И это тоже пройдет…».

От этих бескрайне мудрых и в то же время бесконечно циничных слов, промелькнувших в причудливых глазах незнакомки, первая жена Императора, как бы пытаясь защитится от неизбежного, непроизвольно сделала шаг назад и теперь внимательно, даже с некоторой долей недоумения, оглядела вошедшую в ее покои женщину. Оглядела и ощутила ужас: ей вдруг показалось, что перед ней предстала НАСТОЯЩАЯ ИМПЕРАТРИЦА, которой она, пусть родовитая, но обычная мужняя жена, одна из многих на супружеском ложе Повелителя, абсолютно не чета. Предстала Властительница. Повелительница, по одному движению бровей которой ввергались и будут ввергаться в огонь, смерть и поругание громадные царства и бесчисленные народы. Напротив стоит та, ради снисходительного расположения которой мужчины ликующе идут на смерть, убивают и предают самых близких, даже собственных детей. Во славу которой строились грандиозные храмы, воспевающие запредельно-безумные телесные удовольствия, а скульпторы и художники считали свою жизнь полной и состоявшейся, удостоившись всего лишь милостивого разрешения изваять статую или написать портрет этой женщины — Владычицы. Стоит безгранично властная, безмерно древняя, вечно юная Вавилонская Блудница из другой реальности, которая через десятки тысяч лет вместе с Четырьмя Всадниками Апокалипсиса, пылая беспощадной яростью, поведет за собой армады отступников Архангела-Богоборца в ином мире на последнюю, решающую битву у горы Армагеддон против легионов аскетов Сына Плотника из Назарета. Низвергательница нравственных основ, даже не людских, Сокрушительница Божественных Заповедей и каменных Скрижалей, Сестра Лжи и Первородного Греха вседозволенности, существовавшего еще до осознания Бога семисвечника себя Богом, выглянула и тут же спряталась за личиной и серой, неприметной одеждой целительницы…

Первая жена Императора совершенно непроизвольно пискнула и посмотрела вниз. Ей почему-то померещилось, что она, по сравнению с промелькнувшим в ее сознании образом Истиной Повелительницы, выглядит как обычная сельская дуреха-недомерок, у которой ноги испачканы навозом после дойки на скотном дворе. Даже вот пальцы защипали от несмываемой, вечной грязи. Это ощущение было настолько унизительным, что Нафрит из последних сил, что впрочем плохо получилось при заплаканных, покрасневших глазах и растрепанной прическе, постаралась принять независимый вид и гордо поднять подбородок: