Хозяин «Галеон-Хауса» - страница 8

Лео, с его крепкой фигурой, улыбающимся бородатым лицом и настороженными глазами… В другой одежде он вполне мог бы стать в эпоху Елизаветы I еще одним Дрейком[1] или Рэли[2], джентльменом удачи, пиратом…

Еще была Мадам. Такие женщины, как она, держат замки неприкосновенными, пока их лорды сражаются на войне. Заставляя себя забыть жалость, они воспитывают своих сыновей так, чтобы те шли по стопам отцов, а дочерей учат воспитывать последующие поколения в тех же традициях. Как она сейчас воспитывает эту девушку, Андреа…

Лео небрежно сказал ему об их помолвке, и он сам видел на тонкой левой руке Андреа обручальное кольцо Тревейнов с огромным рубином. Но в ту же минуту, как он остановил на ней взгляд, Саймон ощутил исходящую от нее непокорность. Это было видно и по гордой посадке ее головы, и по взгляду презрительных зеленых глаз. Уверенная в себе… и все же слегка смущенная и растерянная от прозвучавшего в ее душе сигнала пробуждающейся и расцветающей женственности, уже так легко угадываемой.

Она ожидала, что он поцелует ей руку, как Мадам. Он был уверен, что она этого хотела… но только для того, чтобы потешить свое юное тщеславие. Это было бы признанием с его стороны, что он находит ее красивой и очаровательной женщиной. И все же Саймон готов был поклясться, что в ней не было ничего от кокетки. Тогда почему?.. Потому что она хотела убедиться, что может рассчитывать на мужскую галантность? Нет, чепуха! Несомненно, девушка, способная завоевать сердце такого мужчины, как Лео, не будет сомневаться в своей желанности. Если, конечно, не… Саймон сложил губы в беззвучном свисте. Не один Тревейн женился на девушке своей крови. «Только им они могли доверять!» — вспомнил он, как однажды сказал его дед, легкомысленно хихикнув. Но дед всегда отказывался объяснять, что скрывалось за этой сентенцией.

Если этот был брак по целесообразности, а не по любви, это многое объясняло. Андреа, девушка, рожденная для любви, инстинктивно чувствует, что что-то для нее потеряно. Может быть, он и ошибается, но у него сразу же сложилось о Лео впечатление, что это не тот мужчина, который может когда-либо преклонить колени перед женщиной… за исключением, конечно, Мадам. Высокомерный… берущий от жизни все, что хочет, как будто это его право. Для него не существует никаких законов, кроме его собственного мнения.

Саймон пожал плечами, словно стряхивая с себя раздумья. Ладно, все это только предположения. Что в них проку? Он пробудет в Сент-Финбаре всего несколько дней, самое большее — неделю. И помимо того, что сказочная история, знакомая с детства, и красочные картины памяти воплотились в реальность, ни сам дом, ни его обитатели никоим образом не смогут повлиять на его жизнь. Он и они принадлежат разным мирам.

«Вы забудете все остальные места, которые до этого знали…» — Саймон вспомнил заявление Мадам и глубоко вздохнул. Нет, не стоит даже пытаться обманывать себя… Эта гордая девушка в простом белом платье, с тонкими руками и с презрительно смотревшими на него глазами полностью завладела его сердцем и душой в тот самый миг, как только он вошел в галерею. Она не поняла этого — он хорошо об этом позаботился. Лео тоже ничего не заметил. Но Мадам… она поняла все. И она его предупредила.

Но он был слишком Тревейн, чтобы воспринимать предупреждение как нечто меньшее, чем вызов. И все же оставаться здесь было опасно, в этом нет сомнений. Был ли Лео на самом деле влюблен в Андреа или какой-то другой мотив побудил его на ней жениться, Саймон не знал, но в одном он был уверен твердо: с тех пор, как Лео это решил, он относится к девушке как к своей собственности и непременно примет жесткие меры к любому мужчине, который попытается отнять ее у него.

Черты худого лица Саймона еще больше заострились. Здравый смысл, не говоря уже о приличиях, диктовал ему покинуть «Галеон-Хаус» как можно быстрее и никогда не возвращаться сюда. Но это было бы слишком похоже на бегство. А он еще ни разу не бегал от опасности.

Гнев не был чем-то незнакомым для Андреа. Она знала это пламенное чувство, что обжигало так же быстро, как и затухало. Но холодная, как лед, ярость, ярость, рожденная неприязнью, почти ненавистью, была для нее открытием и беспокоила девушку.