Хозяин Москвы - страница 7
– Набрал за сутки миллион просмотров. Это успех! – и смотрит так пристально на меня, глаза сузил, как будто сверлит зрачками.
Я почти не дышу, ну, думаю, не обойтись ещё без одной епитими, а он ведь ещё про нарушение предыдущей не узнал!
– Славы захотелось? Тщеславие? Ну что же ты молчишь? Захотел любви всенародной? Чтобы тебя как пидараса эстрадного на руках носили и во все места целовали?
Знаю по опыту, если батюшка ругается такими словами, значит, дело совсем плохо.
– Батюшка, да не в этом дело… – тихо говорю я. – Просто там очереди были и занято всё… Вот я и сорвался.
– То есть это не честолюбие, хочешь сказать?
– Так точно, батюшка.
– Ну-ка в глаза мне гляди и скажи: «Не грех честолюбия это был!» И перекрестись!
Я сделал, как он велел.
– Ладно. Но получается гордыня?
– Она, батюшка, – с облегчением киваю я.
– Плохо! Что ещё натворил?
Я скороговоркой:
– Епитимью вашу нарушил! Секретаршу трахнул! Простите Христа ради!
И затих, испуганно глядя на него.
– Ты идиот, Христа-то не трогай! – прогремел он.
***
В общем, наложил он на меня ещё одну епитимью плюс к той, ещё строже. Даже рассказывать не хочу. Но потом подобрел немного, похвалил, что я покаялся. Потому что, не покаялся бы, было бы плохо. Так и сказал. Из чего делаю вывод, что про секретаршу он сам знал. А откуда – даже предположить не могу.
– А блоггера твоего из бургерной, – сказал он мне на прощание, – мы угомонили. Был бы он не из благородных, сослали бы куда-нибудь в Сибирь. А то и хуже чего. Но повезло тебе, мяфа, что ты не на салатового или розэ не наехал!
***
Когда занимаешь такое высокое положение, следить за новостями просто необходимо. А я всё узнаю мимоходом – из интернета, от коллег. И вот решил включить телевизор в кабинете – впервые. Работать не хотелось, я поручил все ответственные дела моим замам, а за собой оставил только контроль.
Сел на диван, попросил у Мариночки кофе с круассанами. Она их заказывает в венской кофейне на Пятницкой. Доставляют всегда свежие, превосходные, тесто нежное, сладкое, тает во рту.
Выпив кофе, можно и закурить. В общем, жизнь хороша. Я устроился на диване, ноги на журнальном столике, все заботы отошли на второй план, включаю телевизор.
Кстати, Мариночка после того раза всё ждёт продолжения и не понимает, почему ничего не происходит. Всякий раз, оказавшись в моем кабинете, она задерживается, медлит, и смотрит на меня вопросительно. Но я не могу.
– Марина, ещё что-то? – спрашиваю я холодно.
Она с едва заметным раздражением дёргает головой и уходит.
Так, включаю телевизор. Там симпатичная ведущая новостей, с такой типичной для ведущих точёной красотой и неопределённым возрастом между двадцатью пятью и сорока, вдруг заявляет (как обычно торопливо и будничным тоном):
– С сегодняшнего дня вступает в силу закон, согласно которому носителям коричневых и черных цветовых отличий запрещается пользоваться личным автомобильным транспортом. С этого дня считается обязательным…
Я вскочил, открыл дверь и позвал своего зама розэ. Он всегда в теме всех политических новостей.
– Да, Иван? – он размашисто заходит, блестя заячьими глазами.
– Ты в курсе запрета…
Он меня перебивает.
– Да, наконец-то! Теперь дороги свободны будут. Никаких пробок.
– Это хорошо, – соглашаюсь я. – Ненавижу пробки. Но как они перемещаться-то будут? Они же работать должны. Я боюсь, общественный транспорт не выдержит такой нагрузки…
– Иван, ну ты чего вообще? Это же обсуждалось последние два месяца. У них конфискуют личные автомобили, национализируют, затем продадут, а на вырученные деньги создают дополнительные автобусы, троллейбусы, маршрутные такси, велосипеды и самокаты…
– Как мудро, – киваю я. – Слушай, ты только не говори никому, что я об этом не знал. Ок?
– Не вопрос! – усмехается он. – Всегда обращайся.
Он вышел. Надо ему премию выписать на всякий случай, – думаю я.
***
Люблю нежность и ласку. Самое приятное – когда женщина гладит тебя, целует, причём не обязательно в каких-то особо интимных зонах. Спина, плечи, грудь, ступни – божественно. Главное, она должна уметь быть нежной. Делать это легко, воздушными прикосновениями, едва касаясь губами и языком. Есть в этом что-то от материнской ласки – той самой, когда ты лежал совсем крошечный на её большой кровати, а она, сделав тебе сидение из коленей, почти накрыла тебя своим телом и теплом.