Хозяин таёжного неба - страница 75
— Значит, это я из-за сон-травы чуть не умер? — пробормотал он.
В комнатку, отодвинув девчонку, вошла полная, крепкая женщина с суровым, но приятным лицом. Одета она была в простое белое домашнее платье с короткими рукавами, удивительно напоминающее то, в котором часто на даче ходила мама. И платок на голове она повязывала почти точно так же. В руках женщина держала большую кружку со знакомым узором по краю. Кажется, из этой кружки его поили, когда он приходил в себя.
— Иди, Боява, одёжку отроку принеси, — велела женщина, усаживаясь рядом со Степаном. Девчонка дёрнула плечом, но перечить не стала и ушла.
Стёпка только сейчас осознал, что он под одеялом совсем голый. И сразу покраснел.
— Ишь, зарумянился, — сказала женщина без усмешки. — Вышла из тебя, значит, хворь-то. В глазах не смурно ли?
— Нет, — сказал Стёпка. — Всё хорошо. Спасибо. Это вы меня вылечили?
— Отваром тебя выходила, — сказала хозяйка. — Зачем ты сон-траву пил? Из баловства?
Вернулась девчонка, принесла Стёпкину одежду. И застыла в дверях.
— Я не знал, что такое будет, — сказал Стёпка.
Девчонка пренебрежительно фыркнула.
— Не знал, что в заваруху сон-траву подмешали, — поправился Стёпка. — Меня весские маги нарочно опоили. Чтобы усыпить. Они потом сами говорили, что побольше насыпали для верности.
Он вспомнил вкус, показавшийся ему сначала приятным, и его передёрнуло.
Девчонка ещё раз фыркнула.
— Маги его опоили. Горазд ты брехать. На кой ты магам сдался-то? Тебя и без сон-травы любой весич полонит.
Женщина внимательно смотрела на Стёпку. Она, в отличие от дочери, ему, похоже, верила.
— Ты выпил и…
— Заснул, конечно, — сказал Стёпка. — И не знаю, сколько спал. А потом, когда уже по городу шёл, в глазах вдруг потемнело. Хорошо, что я ваш дом найти успел, а то бы на улице упал. И маги бы меня опять забрали… Я долго болел?
— Три дня, — сказала хозяйка. — А для чего ты к нам шёл?
Стёпка помялся, потом пояснил:
— Я когда из Проторы уезжал, мне дядька Зашурыга посоветовал к мастеру Угроху обратиться, ну, чтобы пожить несколько дней. Вот я, когда проснулся, и стал ваш дом искать. Хотел спросить, можно ли?
Девчонка и тут не утерпела:
— Он проснулся, а маги куда делись? Разбежалися с перепугу?
— Зашурыга? — переспросила хозяйка. — Это из охотников или корчму который держит?
— Который корчму.
— Углиньи муж? Как его дочку зовут? Не Подрада?
— Застудой её зовут, — сказал Стёпка, догадываясь почему она спрашивает. — Ещё у них там Збугнята есть и младшая, Заглада, маленькая совсем, кругленькая такая, смешливая.
Хозяйка улыбнулась.
— Верно. Ты уж прости, время нынче неспокойное, не всякому сразу поверишь. Тебя Стеславом зовут?
— Да.
— А меня можешь тёткой Зарёной называть. Одеться сам сумеешь?
— Сумею, — быстро сказал Стёпка.
— Ну, одевайся. А потом я тебя покормлю. Силы тебе набирать нужно, исхудал до костей. И отвар не забудь. В последний раз выпей. Его тоже много нельзя, а то живот скрутит. Коли до ветру надо, на двор пока не ходи, слаб ты ещё. Корчажкой пока обойдись, в углу стоит.
Она легко поднялась и вышла, увлекая за собой дочь. Дверь за ними закрылась.
Стёпка скривился, понюхал отвар (ну и гадость!), через силу выпил и несколько минут сидел, сдерживая рвотные позывы. Едва удержался.
Потом выбрался из-под одеяла, сходил по-быстрому до корчажки (обычный ночной горшок с деревянной крышкой), торопливо оделся и обулся: дверь-то не заперта, вдруг кто заглянет. Одежда вся оказалась выстиранной и тоже приятно пахла какими-то травами. Спохватившись, проверил карманы, всё ли на месте, и самому стало стыдно: неужели хозяйка унизилась бы до того, чтобы воровать у больного отрока, которого сама же и лечила? А вот язва Боява, на что угодно можно поспорить, точно не удержалась и сунула свой любопытный нос, куда не следует. Да и ладно. Он ведь не шпион, скрывать ему нечего.
На кухне Боява ловко нарезала круглый ржаной хлеб большими кусками. На широком до желта выскобленном столе уже дымились щи в глиняной тарелке. Тётка Зарёна выложила из чугунка большой кусок мяса с аппетитно торчащей косточкой.
— Садись, Стеслав, угощайся. Тебе сейчас надо много есть.