Хозяйка Блистательной Порты - страница 19

стр.

Сулейману меньше всего хотелось становиться пугалом для Европы, как и воевать с Карлом, он был бы готов заключить с императором соглашение, но появления его послов в Стамбуле никак не ожидал.

Теперь следовало все сделать не торопясь, чтобы не выдать собственной радости от того, что Карл первым сделал шаг навстречу.

Принять посланников торжественно и при большом стечении народа? Что-то подсказало Сулейману не торопиться и сначала разузнать о самих послах. И вот тут их с Ибрагимом ждало настоящее разочарование. Формально все было верно: владел Веной Фердинанд, он и прислал своих людей.

Ибрагим заставил драгомана-переводчика повторить, усомнившись в том, что не ослышался. Нет, тот произнес еще раз:

– Послы прибыли от короля Священной Римской империи Фердинанда.

Султан стоял у оконной решетки, не оборачиваясь, но Ибрагим и сам понимал его мысли. Король – это не император. Нет, император Карл, а Фердинанд… он просто король? Значит, не Карл прислал своих людей, не счел султана равным для разговора, достойным для заключения договора напрямую? Сулейман молчал, пытаясь найти оправдание действиям своего главного соперника. Вообще-то, понятно, открыто осуждая договоренность между Франциском и Сулейманом, Карл не мог сам поступить так же открыто, но мог бы прислать своих людей тайно.

– Прими этих послов, посмотрим, что скажут, – словно отмахнулся от известия Сулейман. Ибрагим склонил голову:

– Да, Повелитель.

В присутствии драгомана, который не был турком, он предпочитал называть Сулеймана так. Наедине или в окружении семьи звал проще – братом, за глаза все чаще «этим турком». Сулейман делал вид, что либо не замечает, либо не подозревает.


Посланников короля Фердинанда действительно принял великий визирь. Посланники прибыли от младшего из братьев, и принимал их младший по положению, вполне достаточно. И все-таки провал был не в том. Произнеси послы нужные речи, их принял бы и Сулейман, причем прилюдно и с почестями, но они говорили такое, что Ибрагим порадовался предусмотрительности своей и султанской.

Он постарался обставить прием пышно, но до минимума сократил количество присутствующих. Прибыли тайно, хотя эта тайна всем известна? Значит, и беседа будет тайной. Почти тайной. Только сам главный визирь, его окружение, какому доверял, и несколько переводчиков-драгоманов.

Конечно, Ибрагим не преминул показать послам янычарскую выучку, проведя их сквозь строй вооруженных до зубов защитников султана, а потом еще и между двумя рядами рычащих львов, едва сдерживаемых на толстых поводках огромными евнухами. Все выглядело впечатляюще и угрожающе одновременно. Казалось, отпусти хоть один евнух хоть один поводок, львы всей стаей просто растерзают послов, а за ними и их правителя, как бы далеко тот ни находился.

Но послы тоже не из робких, как ни тряслись поджилки, этого никто из турок не увидел, лицо держали.

А потом Ибрагиму пришлось сделать все, чтобы в ярости не приказать снести послам головы из-за наглости, которую услышал из их уст от имени короля Фердинанда.

Габсбурги щедро раскидали свое семя по домам Европы, не скупясь на отпрысков в тех семьях, к которым, казалось, отношения не имели. Это привело к тому, что выступающая челюсть и оттопыренная нижняя губа были не редкостью во многих знатных фамилиях.

Посланник младшего Габсбурга явно носил в себе гены этой фамилии, его челюсть тоже выпирала вперед, что подчеркивало надменность всей фигуры высокого худого немца. Он развернул свиток, строго посмотрел на Ибрагима-пашу и торжественно начал зачитывать послание короля Фердинанда османскому султану Сулейману. А визирю стало вдруг весело, по поведению посланников короля, по наставительному тону, которым читался текст, было понятно, что ничего хорошего ожидать не стоит, немец словно отчитывал султана за неприличное поведение в чужом саду. Ибрагим ни слова не понимал в произносимой на немецком речи, но делал вид, что понимает, он то задумчиво покусывал ус, то озадаченно приподнимал бровь, то тихонько хмыкал, но так, чтобы послы это заметили, то оборачивался к стоявшему рядом евнуху, который понимал не больше самого визиря, словно советуясь с ним, отчего бедолага покрывался испариной.