Храм на рассвете - страница 12

Хисикава, похоже, был удручен.

Хонда никогда не испытывал особого желания общаться с людьми искусства, практически ни разу с ними не сталкивался и уж никак не предполагал, что здесь, в далекой стране, ему придется иметь дело с неудавшимся художником.

Странно, Хисикава, выступавший в непривычной для него роли гида, обращал внимание на самые мелкие детали, о чем бы его ни попросили, ни разу не выказал своего неудовольствия, более того, он являлся редким проводником, который в этой стране, где никуда нельзя было войти через главный вход, был отлично осведомлен о всяких окольных путях. Конечно, этот человек и сам понимал, что как сопровождающий он незаменим.

Неизвестно, какое уж он там создал в прошлом произведение, но Хисикава имел характер неисправимой творческой личности. В душе он презирал «обывателей», за счет которых существовал. Это явственно читалось у него на лице, и Хонду забавляло, что его самого Хисикава в душе считает обывателем. Хонда с удовольствием рассказывал ему об оставшихся в Японии жене и матери, о своих огорчениях по поводу отсутствия детей. По правде говоря, было интересно наблюдать, как Хисикава выражает сочувствие.

Вообще-то, Хонда считал, что незрелость, которая обнаруживается в произведении искусства или в самом художнике, – самое что ни есть безобразное, особенно по сравнению с той красотой незрелости, которую продемонстрировали своей жизнью Киёаки и Исао. Некоторые тянут за собой незрелость до восьмидесяти лет. Торгуют своими пеленками.

Особенно удручают псевдохудожники: непомерная гордость соединяется у них с раболепием, от них исходит какой-то особый запах паразита. Обычную мужскую леность Хисикава обряжал в роскошные аристократические одежды здешних тропиков. Хонду коробила манера Хисикавы заказывать в ресторане дорогие бордоские вина, непременно добавляя: «Ведь платит „Ицуи“». Вино Хонда не так уж и любил.

Ему не хотелось оправдывать такого человека, но, как приглашенный, как гость, он по этикету не мог просить, чтобы ему заменили сопровождающего. Каждый раз в приемной суда или на банкете, когда тучный глава здешнего филиала «Ицуи» спрашивал: «Что, Хисикава вам пригодился?», Хонда с горьким чувством в душе отвечал: «Да, он хорошо работает» – и сердился, что главу филиала вполне удовлетворяет форма ответа и он не замечает подтекста.

Хисикава усвоил темную сторону здешних отношений между людьми, ту сторону, которую можно сравнить с опавшей сырой листвой в чаще и которая на глазах превращается в перегной, так что основой профессиональных способностей Хисикавы стало проворство, благодаря которому он раньше других улавливал запах гниения; наверное, прежде он был зеленой мухой, что сиживала на тарелке с объедками у главы здешнего филиала.

– Доброе утро! – Знакомый голос Хисикавы по внутреннему телефону гостиницы пробудил Хонду от тяжелого сна. – Вы уже встали? Прошу прощения. Там во дворце спокойно заставят человека ждать, но ужасно строго соблюдают назначенное для высочайшей аудиенции время, так что я специально пришел пораньше. Вы можете не торопясь побриться. Завтрак? Нет-нет, не беспокойтесь. Нет, я, правда, не завтракал, но спокойно могу обойтись без этого. Что? У вас в номере вместе с вами? Тронут, очень тронут. Ну, если вы настаиваете, то я сейчас поднимусь к вам. Через пять минут? Или через десять? Я не дама, поэтому не стесняйтесь.

Он уже не в первый раз принимал участие в «роскошном», истинно английском завтраке с большим количеством блюд, который подавали в гостинице «Ориенталь».

Вскоре Хисикава в белом, ловко сидящем полотняном пиджаке, обмахиваясь панамой, вошел в номер. И, стоя прямо под большими белыми крыльями вентилятора, начал вещать. Хонда, все еще в пижаме, спросил:

– Да, пока я не забыл. Как мне лучше обращаться к принцессе? Наверное, «ваше высочество»?

– Нет, – уверенно возразил Хисикава. – Принцесса – дочь его высочества принца Паттанадида, он доводился прежнему королю сводным младшим братом, и его титул – «праонг Тьяо», по-английски это, скорее, «его королевское высочество», титул же его дочери – «мом Тьяо», поэтому по-английски к ней следует обращаться Your Serene Highness – «ваша светлость»… Да вам не стоит по этому поводу волноваться. Я сделаю все как надо.