Хранить вечно. Дело № 1 - страница 21

стр.

IV

Заснуть снова не получилось, несмотря на усталость, тяжко ощущавшуюся в каждой клеточке тела. Тоже загадка: вроде, особо и не напрягался, не носился туда-сюда, не впахивал, как соседи по спальне на «заводе»… Всех-то затрат энергии – пятиминутное купание да прогулка с девушками после кино. Однако, поди ж ты, устал, вымотался, да ещё как! Видимо, сыграло роль нешуточное эмоциональное напряжение, да и флэшбэки неизменно отбирали свою порцию энергии у моего пятнадцатилетнего организма.

Я поворочался с боку на бок, потом смирился – лежал, привычно закинув руки за голову, смотрел на луну и думал. Благо, информации к размышлению хватало с избытком.

Итак, я (кто именно «я» – это вопрос особый, не о том сейчас речь) оказался в детской трудовой коммуне. Восстановившаяся если не в полном, то в приемлемом объёме память услужливо подкидывает мне образец, с которого, похоже, и скопировано это заведение. Коммуна имени Дзержинского, любимое детище Антона Семёновича Макаренко, ну разумеется! Та самая, где был налажен выпуск фотоаппаратов «ФЭД» (кстати, у меня в детстве быт такой, ранее принадлежавший отцу), та, что послужила прототипом колонии «Имени Первого Мая» из книги, а потом и фильма «Флаги на башнях. И, между прочим, та, что встала костью поперёк горла у товарищей с украинского педагогического Олимпа. Я никогда специально не занимался историей педагогики, но всё же знал что примерно в нынешнее время, то есть в двадцать восьмом – двадцать девятом году, Наркомат просвещения УССР объявил методы Макаренко «несоветскими», непроверенными и вообще сомнительными. Его «Педагогическую поэму» отказались издавать сначала на Украине, а потом и в Москве – причём решающую роль сыграл как раз негативный отзыв, данный бонзами социалистической педагогики из украинского Наркомпроса, в котором книга была названа «дискуссионной». Большой грех, что и говорить – в своё время он чуть не стоил Макаренко карьеры, а то и чего похуже.

Но бог с ними, с книгами, тем более, что я их уже читал. Куда важнее то, что появление ещё одной коммуны по типу «Дзержинской» на подведомственной упомянутому почтенному ведомству территории представлялось крайне маловероятной. Разве что…

Коммуна носит имя товарища Ягоды, нынешнего заместителя председателя ОГПУ СССР Вячеслава Менжинского, а по сути, за крайней болезненностью последнего – фактического руководителя главной советской спецслужбы, объединившей в себе и внешнюю разведку, и контрразведку и тайную полицию. И это, конечно, неспроста – если чекисты не просто шефствуют над нашим заведением (как это было с коммуной имени Дзержинского) а создали её для каких-то своих целей, то дело выглядит совсем иначе. Республиканский Наркомпрос в этом случае не более, чем вывеска, крыша, не имеющая права голоса.

Надо сказать, что то немногое, что я успел узнать за эти неполные двое суток, тоже наводили на некоторые мысли. И в первую очередь, принятые в коммуне порядки. Попади в настоящую коммуну имени Дзержинского – чёрта с два мне позволили бы уже вторые сутки кряду околачиваться по территории без дел, заниматься чем придёт в голову, знакомиться с девушками… Всё, что я знал до сих пор о порядках, царивших в созданном Макаренко коллективе, ясно подсказывало: новичок должен сразу, с первых же шагов, с первой минуты попасть в ежовые рукавицы дисциплины и коммунарских традиций, не имея свободной минутки на всякие глупости. В том числе, и на не относящиеся к делу размышления, вроде тех, каким предаюсь я прямо сейчас. Нет, он должен бегать как подсоленный, а если и думать о чём – то лишь о том, как бы не накосячить, не нарушить правила, не взбрыкнуть, памятуя о прошлой вольной жизни малолетнего правонарушителя или беспризорника. И не оказаться в итоге в местном чистилище – в центре общего круга, под люстрой, где придётся объяснять всему коллективу (настроенному по отношению к новичку, как правило, с недоверием и иронией) чего это он, этот самый новичок, вздумал откалываться от коллектива? Видал я подобные «разборы полётов», и не на экране, и вживую, в студенческой своей молодости, когда мне случалось иметь дело со сторонниками неформальной педагогики, тоже именовавшими себя коммунарами. Конечно, тогда, в середине восьмидесятых всё было другим, но кое-что общее угадывалось достаточно уверенно.