Хранить вечно - страница 7
Ленин вернулся домой. Не было еще и часу ночи.
Надежда Константиновна по-прежнему не спала, поджидая его. Она снова принесла стакан горячего чаю.
— Выпей! Очень прошу тебя!
Надежда Константиновна знала, что сегодня Владимир Ильич не будет спать…
Она задремала, не раздеваясь, укрывшись пледом. За окном моросил дождь. Ленин все шагал и шагал, посматривая в мокрые, темные окна.
Без пяти два Владимир Ильич стремительно вышел в коридор.
В приемной ожидал Вациетис. Вместе с ним пришел Подвойский, который остался в комнате секретариата.
Ленину хотелось потолковать с Вациетисом с глазу на глаз.
— Докладывайте! — нетерпеливо сказал Владимир Ильич.
Достав густо исписанные и собранные в стопочку, как игральные карты, листки, Иоаким Иоакимович заговорил, поглядывая на свои заметки.
Ленин лишь изредка прерывал, уточняя детали операции.
— Артиллерию на прямую наводку? Что она при этом успеет сделать?
— Разогнать левых эсеров и обратить их в бегство лучше всего прямым артиллерийским огнем. Берзин с этим справится. Он выдвинет орудия как можно ближе к резиденции левоэсеровского ЦК и наведет пушки так, чтобы бить прямо по окнам особняка Морозова.
В заключение Вациетис заверил:
— Не позже двенадцати седьмого мы будем полными победителями в Москве!
— Спасибо, товарищ Вациетис. Вы меня очень обрадовали, — ответил Владимир Ильич. — А командиру артдивизиона Берзину передайте от моего имени: орудия — на прямую наводку. А как все-таки думаете, не поддадутся латышские стрелки агитации заговорщиков?
— Это исключено.
— Значит, вы уверены, что до двенадцати ликвидируем мятеж? — переспросил Ленин.
— Так точно!
— Пойдемте-ка вместе поужинаем или позавтракаем, уж и не знаю, как это теперь лучше назвать, — пошутил Ленин, взглянув на часы.
Они вышли в секретариат.
Словно угадав мысли Ленина, Подвойский протянул полбуханки хлеба, которую держал в руках.
— Не хотите ли хлеба, Владимир Ильич?
— Хотим! Очень хотим! Мы оба чертовски проголодались.
Ленин взял хлеб и отломил половину Вациетису. Оказалось, никто из них не ужинал, а Вациетис и не обедал.
Ночью со Знаменки, 10, из штаба дивизии, примчался связной с запечатанным пакетом. То был приказ, подписанный Вациетисом, Данишевским и начальником штаба дивизии.
По приказу частям дивизии следовало к четырем утра 7 июля сосредоточиться в исходных пунктах — у храма Христа Спасителя, на Страстной площади и у Покровских казарм.
Командиру первой латышской бригады Дудыню предписывалось до двух часов объехать и вывести полки на тактические рубежи.
Первому полку, состоявшему в тот момент из одного батальона с четырьмя пулеметами, и приданному ему первому дивизиону легких орудий из одной батареи приказывалось нанести контрудар противнику в районе дислокации его штаба, начав наступление с Варварки по Большой Ивановской и Большому Трехсвятительскому переулку.
В приказе отмечалось, что мятежники, укрепив штаб в доме Морозова баррикадами и проволочными заграждениями, при поддержке артиллерийского огня продвигаются к Кремлю.
Берзин быстро отчеркнул красным карандашом тот пункт приказа, где говорилось о действиях батареи легкого артиллерийского дивизиона, и протянул бумагу Янсону:
— Мы, Ян Давыдыч, на направлении главного удара. На огневую позицию два орудия придется выкатить на руках и бить только с близкой дистанции прямой наводкой… Остальным орудиям стрелять по угломеру и уровню. Нельзя допустить, чтобы в центре города вспыхнули пожары от снарядов.
Янсон извлек из пакета папиросную бумагу с отпечатанным на гектографе текстом и прочел Берзину воззвание комиссаров дивизии Петерсона и Дозита:
Дорогие товарищи, славные латышские стрелки!
К вам обращаемся мы в тот час, когда восставшими мятежными левыми эсерами поставлены на карту судьба Москвы и Советской России. Они замышляют захватить Кремль, арестовать Советское правительство, убить Ленина…
Главным своим оружием мятежники избрали агитацию среди наших войск и населения. Их прокламации разбросаны во всех казармах латышских стрелков… Их воззвания к населению, в которых заявляется, что они за Советскую власть, но без большевиков, призывают воевать с Германией, и прочие шутовские телеграммы передаются во все концы.