Хранить вечно - страница 9

Прибежал парламентер — адъютант Попова. Он принялся убеждать, что, мол, эсеры вовсе не восстали против Советской власти, но все-таки призывают присоединиться к ним.

— Вы не восстали? — ответил я парламентеру. — Очень хорошо! Переходите к нам. Мы ведь прибыли подавить мятеж, и поэтому нам незачем переходить на вашу сторону. Не нас, а вас подозревают в мятеже.

Чтобы положить конец болтовне, я сказал:

— Сдавайтесь! Иначе получите от нас по шее!

С места расположения орудий вести огонь по мятежникам было невозможно. Дома окружали нас со всех сторон.

Около восьми мы с командиром батареи Сакенфельдом пошли к Владимирской церкви, у которой находилась цепь первого полка. Отсюда можно было прекрасно вести наблюдение и стрельбу, но местность была открытой. Площадка возле церквушки находилась под артиллерийским и ружейным огнем противника. Однако орудия можно было установить только здесь. К тому же листва деревьев могла укрыть нас от наблюдения. Поэтому мы рискнули и установили орудия именно на этом месте.

Чтобы меньше привлекать внимание эсеров, мы перетащили орудия на руках. Одно орудие осталось на углу Мало-Ивановского для обстрела бронемашин противника, если они покажутся. Второе артиллеристы втащили на возвышенность возле церквушки. Однако сделать это незаметно нам не удалось. Эсеры усилили огонь.

К счастью, стреляли они плохо, и мы обошлись без потерь.

Выдвинутое на прямую наводку орудие находилось на хорошей огневой позиции, но стрелять мы не могли: не было приказа.

Для связи с Хамовническими казармами, где находился резерв снарядов, мы протянули телефон. Телефонный провод у храма Христа-Спасителя по указанию Склянского[1] соединили с его кабинетом. Склянский часто интересовался положением.

Бездеятельность сильно всех нервировала. Нам, находившимся под огнем мятежников, было непонятно, чего ждать. Мы решили получше осмотреть дом, который заняли мятежники, и особенно двор. Вместе с командиром взвода Заулом я забрался на крышу соседнего здания. Взглянув на крышу дома Морозова, где обосновался штаб эсеров, я в окне чердака заметил пулемет. По движению ствола было видно, что целятся в нас.

— Заул, сейчас из окна чердака по нас будут стрелять, надо сползать вниз, — сказал я.

— Ничего, товарищ командир! Честное слово, они берут высоко, — пошутил Заул.

Через несколько секунд застрочил пулемет. Предположение Заула подтвердилось. Пули ударяли по трубам и по верху крыш. Мы быстро спустились вниз. Эсеры прострелили у меня фуражку, а у Заула — гимнастерку. Сами же мы остались невредимыми. Внизу положение оставалось прежним. Разрешения открыть огонь не было.

Около одиннадцати взволнованные стрелки и командиры обратились ко мне:

— Товарищ командир! Сколько еще времени мы будем для них живыми мишенями?

Безуспешно попытавшись получить разрешение, я в одиннадцать скомандовал открыть огонь. Буквально через две секунды полетели снаряды. Третьим снарядом наводчик Карл Заул поразил пулемет в окне чердака. Следующие попали в дом.

Артиллеристы вели огонь так быстро, что казалось, будто вместо одного орудия, стреляют несколько. Эсеры затихли. Выпустив шестнадцать снарядов, мы прекратили огонь. Пехота пошла в атаку. Сопротивления не было. Мятежники разбегались.

Убежавшие эсеры оставили трофеи. Нам достались совсем новые пушки с приборами. Получили для батареи и пулемет.

…Берзинь[2] превосходно выполнял мой план, и прерывать его исполнение не имело никакого смысла… Орудия Берзиня были наведены прямо в окна дома Морозова. После ликвидации мятежа выяснилось, что в это время происходило заседание ЦК левых-эсеров.

Ровно в одиннадцать орудие, которое Берзинь выкатил на прямую наводку, открыло огонь. Снаряд разорвался в комнате, находившейся рядом с той, где происходило заседание. Второй снаряд там же. Следующие выстрелы картечью были направлены на крыши и балконы. Разрывы гранат произвели ошеломляющее впечатление на участников заседания. Они вмиг оказались на улице и разбежались в разные стороны. За предводителями последовало и войско.