Хранитель Бездны - страница 9
Разухарившись, он принялся насвистывать мелодию наугад и тотчас же всплыли слова к ней прилагающиеся. И не только к ней. Он понял, что знает наизусть по меньшей мере сорок, если не больше, песен группы «Кино»; помнит биографию Виктора Цоя… Судя по всему, он весьма неплохо ориентируется в русском роке («Харе слушать этот говнорок» – пробасил кто-то в голове. И он тотчас же вспомнил Ромку – вечно непричесанного панка с самодельными татуировками на предплечьях. Сутулого и пьяного Ромку, нелепо сгоревшего в собственной квартире незадолго до выпуска)… Да и не только в русском роке. На ум пришло несколько названий зарубежных групп. Вместе с названиями групп память услужливо подкинула ему и названия альбомов и песни, и… рифы, вот как это называется!
– Я умею играть на гитаре! – победно воскликнул он и тотчас же осекся – тишина поглотила фразу, не оставив и эха.
Быть может, он музыкант? гитарист? рок-певец?
Память сочла вопрошаемое вымогательством и, оскорбившись, смолчала. Что ж, хорошего понемногу. В конечном итоге, еще с час тому он не помнил и этого.
Андрей задумался на секунду и решительно затянул: «Но если есть в кармане пачка сигарет… – у него оказался приятный чистый голос, но сама песня звучала плоско, будто из мелодии была выжата вся жизнь, – Значит все не так уж плохо на сегоооодняшний день!»[1] – …упрямо продолжил он. Вышло немного лучше.
Ну вот… теперь будет не так (страшно)… скучно идти.
Невольно Андрей оглянулся. Бар и разрушенная колонка стали неожиданно маленькими, почти игрушечными. Выходит, он порядком протопал. Поглядев вперед впрочем, он не уловил ни малейших изменений. Все тот же безрадостный серый пейзаж, все те же бескрайние бледно-желтые поля. Неподалеку, умоляя небо о чем-то, вздымал ветви древний тополь. У основания ствола Андрей заметил белую поросль. Поравнявшись с деревом, он пригляделся и, заинтересовавшись, подошел поближе. Наклонясь, не сразу понял, что видит, а осознав, – отпрянул с неожиданно сильным отвращением.
Это были грибы. Мертвенно-белые, на тонких, извивающихся ножках под широкими плоскими шляпками. Чем-то они напоминали поганки, но если в поганках угадывалась жизнь, то эта грибница казалась… больной. Грибы, извиваясь, опоясывали ствол; некоторые росли прямо из коры, свешиваясь над собратьями. Поверхность шляпок была блестящей, скользкой.
Андрей поймал себя на странной мысли. Ему захотелось… прикоснуться к одному из грибов, быть может сорвать его, и… попробовать. От одной этой мысли ему стало тошно, но ужасней всего было то, что даже тошнота не могла заглушить острого желания ощутить холодную скользкую мякоть во рту.
Он даже сделал шаг вперед, и буквально на мгновение ему показалось, что несколько грибов шевельнулось, поворачивая шляпки в его сторону. Миг – и морок прошел. Осталось вязкое, пресное ощущение во рту.
Он сплюнул горькой слюной и, отвернувшись, побрел прочь. Постепенно ощущение вязкости во рту исчезло, отступило и бредовое желание отведать поганок.
Видимо, это побочные эффекты… клофелина или другой дряни, что они там ему подмешали… В любом случае, важно как можно скорее дойти до телефона. Все прочее подождет.
Укутавшись поплотней, он ускорил шаги. Шоссе находилось в совершенно не пригодном для езды состоянии. То и дело дорогу пересекали огромные ямы – ужас водителя незнакомого с дорогой. Да и доскональное знание местной географии ходовую не спасет. Быть может поэтому, кругом ни души?
Пройдя, по собственным расчетам, еще километра два и спев дюжину песен Цоя, Андрей почувствовал первые приступы голода. Еще больше хотелось пить. Вот уж где не помешала бы припасенная заранее бутылка воды, купленная в том самом баре. Но, знал бы прикуп…
Он хмыкнул и, остановившись, огляделся.
Смотреть было не на что. Даже не обладая сильным воображением, можно было с легкостью представить себе, что разбитое шоссе петляет по кругу. Все то же низкое серое небо. Все те же поля и все те же тополя у дороги (он больше не испытывал желания подходить к ним). Ни дорожных знаков, ни обязательных для любой автострады следов человеческой деятельности у обочины. Где-то за облаками горестно курлыкали журавли.