Хранители магии - страница 11

А вот такие люди, как Ярдли, заставляли Лэмберта чувствовать себя иностранцем. Ярдли был членом совета колледжа Тернистого Пути. Казалось, этот человек не хотел признавать даже того, что Лэмберт говорит по-английски. Часто он наклонял голову и просил повторить сказанное, словно не мог разобрать выговора гостя. Некоторые слова типа «сдается мне» Ярдли воспринимал так, словно они были не просто незнакомыми, но непристойными. Когда Ярдли был привратником, то при виде того, как Лэмберт вписывает свое имя в книгу посетителей, он изумлялся вслух.

К счастью, Ярдли уехал на лето в Вену, и Лэмберт желал австрийцам насладиться его обществом по полной программе. Если в мире есть справедливость, то с Ярдли будут обходиться так же невежливо, как он обходится с другими. Правда, Лэмберт на такое не надеялся. Он знал, что жители Вены в целом гораздо вежливее Ярдли. Там проезжим чужестранцам приходилось гораздо легче.

Хотя Лэмберт был чужаком, он поставил своей целью узнать о Гласкасле как можно больше. В его исследованиях не было системы. Он собирал факты наугад, словно раковины на берегу моря.

Гимны в Гласкасле исполнялись на латыни. Даже самый бесперспективный студент, только что появившийся в университете, мог запомнить слова и музыку, которые служили защитой Гласкасла. В зависимости от времени дня менялись и гимны, а студенты пели посменно, в соответствии с расписанием. О времени смены гимнов возвещали колокола.

Колокола были в Гласкасле столь же обычными, как и подснежники. Полный комплект колоколов имелся в капеллах Святой Марии и Святого Иосифа. Их поддерживали одиночные колокола каждого колледжа. Дни делились на части колоколами, отбивавшими часы, словно корабельные склянки. Границы ночи также обозначались колоколами, начиная с сигнала, который в полночь звал домой загулявших студентов, и заканчивая энергичным перезвоном, приветствовавшим рассвет: радостным каскадом звуков, который начинался в последние мгновения темноты и переливался в первые серые оттенки утра.

Лэмберт изучил деревья Гласкасла, как и его колокола. Каждое дерево намекало на направление главных ветров: даже самый величественный бук, прямой, гордый и серебристый, рос под небольшим углом, наклоняясь к югу. Гласкасл утопал в зелени деревьев: тут росли огромные старые кедры, липы и дубы, а также буки. Знаменитый терн, чье изображение находилось на университетской печати Гласкасла и который дал имя колледжу Тернистого Пути, рос рядом с капеллой Святой Марии, укрытый стенами ее дворика. Легенда гласила, что этому невысокому деревцу уже девятьсот лет, хотя по его виду это трудно было сказать. Оно обильно цвело на Пасху, и Лэмберт очень надеялся, что еще будет в университете, когда терн расцветет снова, и сможет увидеть восхитительное зрелище.

Учебный год в Гласкасле был поделен с таким же тщанием, что и дни. Первый триместр начинался в середине января и был уже в разгаре к моменту приезда Лэмберта. Следующий триместр начинался после Троицы и продолжался почти до середины лета. После его окончания и до начала третьего триместра проходило больше месяца. Поначалу Лэмберт наслаждался относительным спокойствием промежутков между триместрами. Теперь же из-за каникулярной тишины дни казались неприятно долгими.

В Англии существовали университеты древнее Гласкасла. Оксфорд, Кембридж и Дарем выдавали дипломы задолго до того, как Гласкасл начал принимать студентов в колледж Святого Иосифа — первый из трех колледжей — в середине четырнадцатого века. Существовали университеты более крупные и более богатые, но ни одно другое учебное заведение страны не занималось изысканиями в области магии. После разразившейся эпидемии чумы все ресурсы огромной библиотеки Гласкасла были направлены на такие исследования в надежде предотвратить повторную эпидемию.

В течение столетий тенденции изменились. Гласкасл по-прежнему гордился исследованиями, проводимыми в его стенах, однако сами стены приобрели большее значение. Гласкасл находился под защитой — и, в свою очередь, защищал знания, хранящиеся в его архивах. Мудрость или, по крайней мере, знания находили здесь убежище почти столько же лет, сколько рос и цвел терн. В некотором отношении студенты Гласкасла вели монашескую жизнь. Каждый учащийся сразу после зачисления на первый курс ежедневно посвящал определенное количество часов пению гимнов, которые давали силу защитным заклинаниям, окружающим Гласкасл. Далее все первокурсники пели защитные заклинания по очереди. В свои первые дни в Гласкасле Лэмберт посмел представить себя в их числе встающим до рассвета, чтобы присоединиться к пению, делящим свое время между занятиями, поклонением и простыми физическими трудами в качестве младшекурсника какого-либо из колледжей. Студенты рано ложились спать — по крайней мере теоретически — и не позволяли себе опьянения, столь распространенного во внешнем мире. Теоретически. Что касается Лэмберта, все это оставалось только теорией. Он осмелился вообразить себя второкурсником, увеличившим время, проводимое за занятиями, тогда как его место в хоре занимали бы студенты нового набора. Он даже осмелился представить себе, что сдает тесты, проводившиеся в конце девятого триместра, после трех лет, чтобы получить мантию выпускника Гласкасла. Мечтать может любой. Теоретически.