Хрестоматия по патопсихологии - страница 4
Маша, как я уже заметил, принадлежит к классу индивидуумов человеческого рода, известных под названием идиотов, у которых замечается большая или меньшая степень остановки развития душевной жизни вследствие остановки развития мозга. Соответственно степени задержки развития мозга и проявления душевной жизни будут разнообразными, причем мы можем наблюдать очень постепенные переходы от самой глубокой степени идиотизма, при которой индивидуум почти совершенно лишен проявлений душевной жизни, до сравнительно легких проявлений полутупоумия (semimbecillitar). На самой глубокой степени полного идиотизма индивидуум лишен всякой способности восприятия; все его проявления суть простые рефлексы самого низшего порядка. Индивидуум такого рода часто не умеет брать груди матери, не видит и не слышит, а лишь автоматически ворочается. Наоборот, в слабой степени умственного недоразвития, при тупоумии, мы находим проявления, более близкие к норме. Такие индивидуумы обладают способностью понимания и способностью речи; они иногда даже односторонне талантливы: так, например, некоторые обладают музыкальными, рисовальным способностями, или особенно точной механической памятью, или необыкновенной способностью к счислению. Некоторые способны до известной степени к обучению и к последовательным занятиям, правда, не очень сложным. Во всем их психическом складе мы не находим только той степени ума и гармонического развития всех сторон душевной жизни, которая должна быть у нормальных, даже неумных людей.
Между самыми тяжелыми формами идиотизма и сравнительно слабыми проявлениями полутупоумия существуют бесчисленные переходы, соответствующие степени задержки развития душевной жизни. Переходы эти так многочисленны, что трудно по степени умственной слабости разделить идиотов на классы так, чтобы классификация была приложима для каждого случая. Вследствие этого в каждом случае нужно производить систематический обзор различных проявлений душевной жизни подлежащего исследованию идиота, чтобы определить степень развития той или другой ее стороны.
Выразительные движения ее довольно сложны. По своей форме они соответствуют выразительным движениям нормальных людей, но отличаются, во-первых, довольно большим однообразием, а во-вторых, неуклюжестью и как бы утрировкой. Так, например, когда она машет при радости руками, то размахи ее несоразмерно велики; кланяясь, она чрезмерно выдвигает голову и наклоняет ее слишком низко; протягивая руку и здороваясь, часто делает это чрезмерно энергично. Мимические движения ее тоже чрезмерно резки, так что напоминают по своей интенсивности утрирующих актеров. Мимика ее очень быстро меняется. Нужно прибавить, что мимика ее не всегда соответствует действительному ее настроению.
Но я не могу не отметить того интересного, по моему мнению, наблюдения, что все-таки Маша в своих действиях подражает гораздо более и гораздо чаще здоровым людям, существам разумным, чем больным, не обладающим полным разумом. Очень вероятно, что это обусловливается тем, что здоровые люди более активно относятся к ее поведению и своей интонацией, повелительными обращениями внушают ей чувство авторитета.
Виртуозность подражательности Маши, бросающаяся в глаза по отношению к интонации, далеко не так выражена по отношению к словесной речи. Как было сказано, Маша говорит довольно много: и сидя, и ходя, Маша что-то шепчет или говорит вполголоса. Так как до уха долетают только обрывки слов, которые она произносит, то можно подумать, что она говорит что-нибудь дельное, и трудно не поддаться импульсу переспросить ее, что она говорит, и не сделать усилия внимательно вслушиваться в ее речь, дожидаясь, что услышишь что-нибудь понятное. Но оказывается, что сколько ни вслушиваться, нельзя почти ничего разобрать, и что говорит она совершенно бессмысленно: речь ее не служит для выражения мыслей, а есть автоматическое воспроизведение звуков, похожих на слова. Не говоря уже о целой фразе, редкое слово ею произносится правильно; в большинстве случаев слово, которое она произносит, есть уродливо сокращенное русское слово, едва-едва напоминающее свой первообраз.