Христианами не рождаются - страница 20

. Нет, мне явно не по дороге с христианами! Да и чем они могут мне помочь? Своими уговорами относиться к врагам, как к братьям?  Но может быть в это самое время убийцы подносят чашу с ядом к губам моей Ромулы!  И я должен молча и безучастно смотреть на это? Нет!

   Вне себя от ярости, я вскочил. И через миг уже бежал по улице, натыкаясь на прохожих. Думая лишь о том, как спасти Ромулу. И отомстить убийцам ее отца.

   …Потом Марк рассказывал мне, что после моего бегства они с Владыкой Урваном долго не могли прийти в себя от изумления. Епископ заговорил первым. И сказал:

   -Христианами не рождаются, Марк. Христианами становятся.

   Теперь я знаю – это правда.

***

   Первый, кого я увидел, прибежав домой, был Сильван. Сидя на скамейке в атриуме, он о чем-то говорил тому самому немому бродяге, которого меня в свое время угораздило подобрать. Оказывается, все это время он продолжал жить у меня… Увы, за треволнениями всех этих дней я совершенно забыл приказать Сильвану, чтобы он дал ему немного денег и выпроводил прочь из моего дома… Надо сказать, что за это время немой вполне оправился. Так что со стороны вполне мог бы сойти за здорового человека. Однако, будучи врачом, я не мог обмануться: болезнь его продолжалась, и смерть дала бродяге лишь кратковременную отсрочку. Впрочем, меня совершенно не волновала судьба какого-то раба или, того хуже, бывшего преступника. Куда важнее сейчас было добиться ареста злодеев, убивших Аттилия Кальва, и спасти Ромулу.

   -Собирайся, Сильван! – приказал я рабу. – Ты пойдешь со мной. Поторопись! Иначе все погибло.

  -Что случилось, господин? – спросил не на шутку встревоженный Сильван.

  Разумеется, было глупо рассказывать рабу обо всем, что я только что узнал от Домники. Но я должен был поделиться своим горем и опасениями хоть с кем-нибудь. Хотя бы с Сильваном. Тем более, что я доверял ему, как никому другому из слуг. И очень надеялся на его помощь.

  -Мне случайно удалось поговорить с одной из рабынь Аттилия Кальва, - сказал я. – Она утверждает, что его отравили. Как потом отравили и всех его рабов, кроме нее. Убийц было двое. Одна из них - Мирталис. Другой – мужчина, которого Кальв назначил опекуном своей дочери. Но имя его неизвестно…

   -Ы-ы-ы… -  вдруг раздалось за моей спиной. Я обернулся. Немой бродяга, вскочив со скамейки, громко мычал, словно пытаясь сказать что-то. А потом, уразумев бесплодность своих попыток, принялся отчаянно жестикулировать. По его поведению я понял: он что-то знает об этой истории. Однако что может рассказать немой? Положим, он даже грамотен, как когда-то уверял меня Сильван… Но своей изуродованной рукой не сможет написать ни единой буквы. Поэтому бесполезно спрашивать его о том, что именно он знает. И смешно надеяться получить от него ответ.

   Однако Сильван, похоже, рассуждал иначе. Он сбегал в мой таблиний и вернулся с вощеной дощечкой и палочкой для письма. Опустившись на скамейку и знаком велев немому сесть рядом, он начертал на воске буквы алфавита и стал одну за другой указывать на них стилем. Похоже, бродяга понял, что нужно делать. И поднял на меня глаза, словно ожидая вопроса.

  -Ты знаешь его? – спросил я.

   Он кивнул.

  -Ты знаешь его имя?

  Снова кивок.

   -Как его зовут?

   В ответ бродяга стал указывать палочкой на буквы, написанные на дощечке: К-В-А-Р-Т.

   -Его зовут Квартом?

   Немой утвердительно качнул головой.

  -Кто он?

  -Б-Е-Г-Л-Ы-Й  Р-А-Б  И У-Б-И-Й-Ц-А.

  Я не стал любопытствовать, откуда немой бродяга знает имя злодея. Они вполне могли служить у одного хозяина. Или вместе сидеть в тюрьме. Гораздо важнее было другое: я узнал имена обеих преступников. А также то, что пресловутый Кварт – не только убийца, но еще и чей-то беглый раб. Теперь я мог отправиться к префекту^>58 и потребовать ареста злодеев. Наверняка это будет сделано сразу же. Ведь подобных преступников опасно оставлять на свободе.

   Однако все произошло совсем не так, как я предполагал.

***

   Я надеялся без труда попасть к префекту. Но вышло иначе. Мне заявили, что он занят неотложными делами государственной важности. А потому не принимает никого. Единственное, чего я смог добиться - это быть допущенным до одного из его помощников. Пожилой человек лет с бледным лицом, на котором, казалось, навсегда застыло выражение неизбывной скуки и полнейшего безразличия, равнодушно выслушал меня и спросил: